Лишаев с а о чехове

Чехов написал письмо своему брату, талантливому художнику, но слабохарактерному и страдающему от беспробудного пьянства.

Обязательно прочтите это письмо. Великий классик нашей литературы способен научить нас большему.

Уверяю тебя, что, как брат и близкий к тебе человек, я тебя понимаю и от всей души тебе сочувствую… Все твои хорошие качества я знаю, как свои пять пальцев, ценю их и отношусь к ним с самым глубоким уважением. Я, если хочешь, в доказательство того, что понимаю тебя, могу даже перечислить эти качества. По-моему, ты добр до тряпичности, великодушен, не эгоист, делишься последней копейкой, искренен; ты чужд зависти и ненависти, простодушен, жалеешь людей и животных, не ехиден, незлопамятен, доверчив… Ты одарён свыше тем, чего нет у других: у тебя талант. Этот талант ставит тебя выше миллионов людей, ибо на земле один художник приходится только на 2 000 000…

Талант ставит тебя в обособленное положение: будь ты жабой или тарантулом, то и тогда бы тебя уважали, ибо таланту всё прощается. Недостаток же у тебя только один. В нем и твоя ложная почва, и твое горе, и твой катар кишок. Это — твоя крайняя невоспитанность. Извини, пожалуйста, но veritas magis amicitiae… Дело в том, что жизнь имеет свои условия… Чтобы чувствовать себя в своей тарелке в интеллигентной среде, чтобы не быть среди неё чужим и самому не тяготиться ею, нужно быть известным образом воспитанным… Талант занес тебя в эту среду, ты принадлежишь ей, но… тебя тянет от неё, и тебе приходится балансировать между культурной публикой и жильцами vis-a-vis. Сказывается плоть мещанская, выросшая на розгах, у рейнскового погреба, на подачках. Победить её трудно, ужасно трудно.

Воспитанные люди, по моему мнению, должны удовлетворять следующим условиям:

1) Они уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы… Они не бунтуют из-за молотка или пропавшей резинки; живя с кем-нибудь, они не делают из этого одолжения, а уходя, не говорят: с вами жить нельзя! Они прощают и шум, и холод, и пережаренное мясо, и остроты, и присутствие в их жилье посторонних…

2) Они сострадательны не к одним только нищим и кошкам. Они болеют душой и от того, чего не увидишь простым глазом…

3) Они уважают чужую собственность, а потому и платят долги.

4) Они чистосердечны и боятся лжи как огня. Не лгут они даже в пустяках. Ложь оскорбительна для слушателя и опошляет в его глазах говорящего. Они не рисуются, держат себя на улице так же, как дома, не пускают пыли в глаза меньшей братии… Они не болтливы и не лезут с откровенностями, когда их не спрашивают… Из уважения к чужим ушам они чаще молчат.

5) Они не уничтожают себя с той целью, чтобы вызвать в другом сочувствие и помощь. Они не играют на струнах чужих душ, чтоб в ответ им вздыхали и нянчились с ними. Они не говорят: меня не понимают.

6) Они не суетны. Их не занимают такие фальшивые бриллианты, как знакомство со знаменитостями, восторг встречного в Salon’e, известность по портерным…

7) Если они имеют в себе талант, то уважают его. Они жертвуют для него покоем, женщинами, вином, суетой…

8) Они воспитывают в себе эстетику. Они не могут уснуть в одежде, видеть на стене щели с клопами, дышать дрянным воздухом, шагать по оплёванному полу, питаться из керосинки. Они стараются возможно укротить и облагородить половой инстинкт… […] Воспитанные же в этом отношении не так кухонны. Им нужны от женщины не постель, не лошадиный пот, […] не ум, выражающийся в умении надуть фальшивой беременностью и лгать без устали… Им, особливо художникам, нужны свежесть, изящество, человечность […]… Они не трескают походя водку, не нюхают шкафов, ибо они знают, что они не свиньи. Пьют они только, когда свободны, при случае… Ибо им нужна mens sana in corpore sano.

И т.д. Таковы воспитанные… Чтобы воспитаться и не стоять ниже уровня среды, в которую попал, недостаточно прочесть только Пиквика и вызубрить монолог из Фауста. Недостаточно сесть на извозчика и поехать на Якиманку, чтобы через неделю удрать оттуда…

Тут нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля… Тут дорог каждый час… Поездки на Якиманку и обратно не помогут. Надо смело плюнуть и резко рвануть… Иди к нам, разбей графин с водкой и ложись читать… хотя бы Тургенева, которого ты не читал…”

Яркое письмо, на мой взгляд
А начало вообще меткое, даже сохранить захотелось вот таким скрином, чтобы открывать и читать когда кажется, что никто не понимает.

Чехов отличается от других русских писа­телей своей многогранностью и неуловимостью. Именно поэтому до сих пор никто не причислял его к каким-либо литературным группировкам. Постоянно идет спор о том, кем был Чехов и можно ли его считать писателем-реалистом, натуралистом или символистом.

По мнению Ж. П. Барричелли, Чехов - писа­тель-натуралист и его творчество направлено на то, чтобы показать жизнь как она есть /1, 30/.

Вопрос о присутствии ощущения испуга и боязни в произведениях Чехова впервые был затронут в статье Н.И.Ульянова "Мистицизм Чехова". В этой статье автор обсуждает интерес Чехова ко всему непостижимому и мисти­ческому. Эта тема редко затрагивалась в крити­ческих работах и до сих не получила достой­ного освещения в литературоведении. В исклю­чительно важной работе Н.А. Энгельгардта "Ис­тория русской литературы 19 столетия" указы­вается на наличие элементов пессимистической мистики в творчестве Чехова /7, 61/.

Чувства боязни и страха пронизывают почти все произведения Чехова. Они встречаются еще в раннем творчестве писателя, например, в рассказах "Страхи", "Казак", "Шампанское", "Красавицы", "Огни" и "Степь" вплоть до позд­них его произведений, таких, как "Палата № 6", "Страх" и "Черный монах" и другие. Даже пье­сы писателя пронизаны подобными ощущения­ми. Герой рассказа "Страх" Дмитрий Петрович Силин боится всего. По мнению автора расс­каза, он "болен боязнью жизни" /9/.

Героя, по мнению Чехова, пугает непонят­ное и непостижимое. Например, Силин боится ужасных событий, катастроф и самых обыкно­венных событий. Он боится самой жизни. Все, что непонятно в окружающем мире, для него ­угроза. Он размышляет и пытается найти ответы на волнующие его вопросы о смысле жизни и человеческого существования. Он убежден в том, что люди понимают то, что видят и слы­шат, а он ежедневно отравляет себя своим собственным страхом.

По мнению П.Н. Долженикова, существует только одна истина, в которой нельзя усом­ниться - люди не знают себя и окружающий мир. Невозможность познания настоящей прав­ды - удел человека и поэтому, естественно, его рефлексия на действительность наполнена стра­хом. Вывод Чехова таков - все люди должны бояться жизни /3, 86/.

Герой рассказа не способен понимать окру­жающих его людей, не понимает также, почему они страдают и в чем цель их жизни. Он даже боится их: "Я вижу, что мы мало знаем и поэ­тому каждый день ошибаемся, бываем неспра­ведливы, клевещем, заедаем чужой век, расхо­дуем все свои силы на вздор, который нам не нужен и мешает нам жить, и это мне страшно, потому что я не понимаю, для чего и кому все это нужно" /9/.

Герой рассказа все время пытается скрыться и уединиться. Он как будто убегает от жизни. Он оставляет службу в Петербурге из-за того, что испытывает чувства страха и боязни и решает жить в одиночестве в своей усадьбе. И тут он получает второй сильный удар, когда его супруга и друг предают его. Когда он узнает об этой измене, тот же страх гонит его из дома -: "Руки у него дрожали, он торопился и огляды­вался на дом, вероятно, ему было страшно"/ 9/.

Неудивительно, что герой рассказа сравни­вает себя с новорожденной мошкой, чья жизнь состоит из одних ужасов.

В пьесе "Дядя Ваня" наша тема продолжает свое развитие. Таинственный мир в пьесе сим­волизирует образ профессора Серебрякова. Критик-чехововед пишет следующее: "Но "Дядя Ваня" не только констатирует непонятность ми­ра для человека и весь ужас того положения, когда все лучшее в нас, все жизни человеческие уходят неизвестно на что, в зияющую пустоту по имени профессор Серебряков, но в ней изображается и драма человека в этом мире, драма дяди Вани, который, как и все герои пьесы, не сознает неведомость для него окру­жающей жизни и истинных причин своей траге­дии" /7, 86/.

Трагедия героя произведения состоит в том, что он всю жизнь свою посвятил служению профессору Серебрякову. Почти 25 лет работал на него, не думая о себе. И вдруг он понял, что все эти годы за гения он принимал обычного бездарного человека, лишенного всяких чувств. Это его заключение не может найти нисвоего подтверждения, ни опровержения.

И вновь боязнь перед непостижимостью жизни можно видеть и в рассказе "Человек в футляре". Эта боязнь заставляет героя отойти от жизни. Герой рассказа Беликов все время пытается спрятаться от жизни в свой футляр. Его футляр сделан из циркуляров и предпи­саний, за выполнением которых он постоянно следит. Он полон страха перед жизнью. Его страх неопределенный. Он боится всего и вмес­те с тем ничего конкретного. Самое ненавистное для него - невыполнение правил и отступление от регламента. Даже самые мелочи повергают Беликова в мистический ужас. "Действитель­ность раздражала его, пугала, держала в пос­тоянной тревоге, и, быть может, для того, чтобы оправдать эту свою робость, свое отвращение к настоящему, он всегда хвалил прошлое и то, чего никогда не было; и древние языки, которые он преподавал, были для него, в сущности, те же калоши и зонтик, куда он прятался от действительной жизни" /9/.

В своей работе "Отрешенность и вовлечен­ность" Сергей Лишаев говорит о феномене стра­ха и испуга и его воздействиина писателя: "Чехова феномен страха интересовал с разных сторон. Не в последнюю очередь он интере­совал его как аффект, толкающий человека к созданию укрытий, футляров, в которых можно спрятаться от пугающей реальности. Однако у нас нет достаточных оснований для того, чтобы говорить о том, что именно страх толкнул Вой­ницкого в объятия профессора. Скука и тоска, охватившие недоопределенную, недооформлен-ную душу, жажда определиться, пребыть, стать (ведь быть — значит быть кем-то, знать, чего ты хочешь, к чему стремишься, что считаешь важ­ным) кажутся нам более вероятной причиной его поклонения Серебрякову, чем собственно страх"/10/.

Если Силин из-за испуга перед жизнью пы­тается спрятаться в своей усадьбе, то Беликова страх перед жизнью заставляет спрятаться в футляре из правил и строгих закон в конце кон­цов, навсегда спрятаться под землей.

У Чехова есть очень известный цикл расска­зов на эту тему - тему футляра. Герои этих всех рассказов боятся жизни и людей и стараются всё время спрятаться и уединиться. Герой рас­сказа "О любви" Алехин всего боится и предпо­читает уединение. Он уединяется в своей усадь­бе, хотя у него была хорошая возможность заниматься литературой. Он даже боится своей любви и мучает себя, когда перебарывает в себе это чувство и теряет свою любимую женщину.

В рассказе "Страхи" уже само название ука­зывает на доминирование этой темы в творчес­тве писателя. В рассказе повествователь вспо­минает события из своей жизни, когда ему было страшно. В этом произведении автор продол­жает линию, начатую еще в "Человеке в фут­ляре", где чеховский герой боится самых обы­денных ничтожных событий. Больше всего героя пугает нарушение правил сложивщейся картины мира. "Непонятное оказывается нас­только страшным, что самое жуткое объяснение происходящего, даже с помощью чертей и ведьм, было бы спасением для героя от перво­бытного ужаса, овладевающего им" /4/.

Мы читаем в рассказе: "Мы стояли на горе, а внизу под нами находилась большая яма. На дне этой ямы, на широкой равнине. ютилось село. Меня охватило чувство одиночества, тоски и ужаса, точно меня против воли бросили в эту большую, полную сумерек яму" /9/.

В небольшом рассказе "Шампанское" на­чальник дорожного полустанка встречает с же­ной Новый год и вдруг роняет бутылку шампан­ского на пол, из-за чего его супруге становится страшно и она кричит в ужасе - "нехорошая примета. Это значит, в этом году с нами слу­чится что-нибудь недоброе" и, хотя, может быть ничего и не произойдет, но у героев уже есть повод ужасаться и ощушать беспокойство.

Приведем пример из рассказа "В родном углу": "Громадные пространства, длинные зи­мы, однообразие и скука жизни вселяют беспо­мощность, положение кажется безнадежным, и ничего не хочется делать-все бесполезно.

Нескончаемая равнина, однообразная, без одной живой души, пугала ее, и минутами было ясно, что это спокойное зеленое чудовище поглотит ее жизнь, обратит в ничто" /9/.

Таким образом, мир природы вызывает та­кие чувства, как однообразие, скуку и бессмыс­ленность. Природа пробуждает в душе героев Чехова тоску и страх потому, что человек видит отражение собственной жизни, свою беспомощ­ность и бессмысленность.

Непонимание обрекает героев Чехова на одиночество. Многие чеховские герои чувст­вуют одиночество, переживают из-за него и страдают. В рассказе "Дом с мезонином" герой чувствует себя одиноким и ненужным. В "Рас­сказе неизвестного человека" герой говорит: "Я почувствовал, что я опять одинок. Мне теперь страшно одному" /9/.

В творчестве Чехова часто появляется мо­тив некой пугающей и таинственной силы, которая очень могущественна. Она обладает способностью направлять движения людей, ког­да они совершают бессмысленные или жестокие поступки. Р.Е. Лапушин отмечает, что "зло, насилие у Чехова в своей первооснове, как пра­вило, бескорыстны" /6, 62/.

Сила эта присутствует повсюду. В обыден­ной жизни, в человеке самом, в природе. Она таинственна и страшна. Эта страшная гнетущая сила повергает человека в ужас и в то же время завораживает его: "Трудно было понять, кто кого сживал со света и ради чьей погибели зава­рилась в природе каша, но, судя по неумол­каемому, зловещему гулу, кому-то по полю, бушевала в лесу и на церковной крыше, злобно стучала кулаками по окну, метала и рвала, а что-то побежденное выло и плакало" /9/.

Герой рассказа "Ведьма" Дьячка, считает, что эта страшная сила позволяла его жене уп­равлять ветрами и почтовыми тройками. Герой рассказа "Случай из практики" доктор Королев гуляет ночью по фабрике и видит дьявола, в которого не верит. В рассказе дьявол предстает некой неведомой и таинственной силой. Герою кажется,что вся фабричная жизнь подчинена дьяволу, все служит только ему. Все рабочие и хозяева подчиняются этой сверхъестественной силе.

"Чехов не верил ни в Бога, ни в черта, ни в светлое будущее. Так случилось. "- Какая бы великолепная заря ни освещала вашу жизнь, все же в конце концов вас заколотят в гроб и бросят в яму. - А бессмертие? - Э, полноте!". Это из "Палаты № 6". Страшный, трезвый взгляд на се­бя и окружающее сжирал его. Может, это и была его главная болезнь. "Человек должен быть верующим или искать веры. Иначе его жизнь пуста.". В этих словах Маши мне слы­шится страшное, почти кричащее, признание самого А.П. Чехова" /5/.

Герои чеховских произведений боятся и страшатся загадочности окружающего мира, их пугает то, что они не понимают и мало знают его. Страхи и испуги героев оправдываются. Во многих рассказах события объясняются разны­ми сверхъестественными силами, однако в конце оказывается, что все было реально и обы­денно. Герои Чехова в своих поисках искать смысла жизни всегда переживают страх перед ней. Герой рассказа "Огни" задается таким вопросом: "В чем смысл жизни человека, если он все равно умрет и обратится в глину?" Судь­ба объединяет трех разных по своим характерам людей: инженера Ананьева, барона Штенберга и рассказчика. И хотя они были вместе очень мало, но они смогли найти много общего между собой, особенно когда был задан вышеупомя­нутый вопрос о смысле жизни.

Студента Штенберг ужасает мысль о смер­ти, поэтому он очень равнодушен к жизни. В рассказе читаем: "Ничего я пока не вижу хоро­шего ни в определенном деле, ни в опреде­ленном куске хлеба, ни в определенном взгляде на вещи. Все это вздор. Был я в Петербурге, теперь сижу здесь в бараке, отсюда осенью опять уеду в Петербург, потом весной опять сюда Какой из всего этого выйдет толк, я незнаю, да и никто не знает. Стало быть и толковать нечего. " /9/.

Инженер Ананьев тоже живет страхом перед жизнью. Его очень пугает, что он может уме­реть, не оставив после себя никакого следа. Его страхи похожи на переживания студента.: "Мне было тогда не больше 26 лет, но я уже отлично знал, что жизнь бесцельна и не имеет смысла, что все обман и иллюзия, что по существу и результатам каторжная жизнь на Сахалине не отличается от жизни в Ницце, что разница между мозгом Канта и мозгом мухи не имеет существенного значения, что никто на этом свете ни прав, ни виноват, что все вздор и чепуха и что ну его все к черту!" /9/

Герой рассказа "Скрипка Ротшильда" не боится смерти. Намного больше он боится бесполезности жизни. Он даже видит в смерти только пользу, что ему не нужно будет ни пить ни есть,ни платить податей, ни обижать людей. Однако его мучает вопрос: зачем на свете такой странный порядок, что жизнь, которая дается человеку только один раз, проходит безпользы?

У Чехова сама природа живет со страхом перед смертью. В повести "Степь" наблюдаем, как трава не хочет умереть, считает это прежде­временно и несправедливо ". это пела трава ; в своей песне она, полумертвая, уже погибшая, без слов, но жалобно и искренно убеждала кого­то, что она ни в чем не виновата, что солнце выжгло ее понапрасну; она уверяла, что ей страстно хочется жить, что она еще молода и была бы красивой, если бы не зной и не засуха; вины не было бы, но она все-таки просила у кого - то прощения и клялась, что ей невы­носимо больно, грустно и жалко себя. " /9/.

Однако Чехов и его герои боятся больше бессмысленности и несправедливости самой жизни, а не смерти. Как уже было отмечено выше, автор не верил в бога и смотрел на верующих людей, особенно интеллигентных с недоумением. Интересно, что писатель все время пытался скрывать этот факт от окружав­ших его людей.

О рассказе Чехова "Дом с мезонином" Денис Драгунский пишет следующее:" Идеал Чехова -радикальная левая утопия: "Как иногда мужики миром починяют дорогу, так и все мы сообща, миром, искали бы правды и смысла жизни, и - я уверен в этом - правда была бы открыта очень скоро, человек избавился бы от этого постоян­ного мучительного, угнетающего страха смерти, и даже от самой смерти" " /2/.

Из всего вышесказанного мы приходим к выводу о большой значимости этой темы в творчестве писателя.

Чувства боязни и страха пронизывают почти все произведения Чехова. Герои Чехова неизменно испытывают чувство боязни и страха перед жизнью и смертью. Сам факт смерти пугает героев произведений писателя. Природа играет важную роль в пробуждении чувства страха перед жизнью в душе человека. Пейзаж пугает героев своей загадочностью. Одна из причин проявления чувства страха у героев Чехова- это неспособность понять окружающее.

Многие чеховские герои чувствуют одино­чество, переживают из-за него и страдают. В творчестве Чехова часто появляется мотив некой пугающей и таинственной силы, которая очень могущественна.

В нашей стране регулярно проходят международные театральные Чеховские фестивали. В них принимают участие представители многих стран. И когда анализируешь это театральное движение, с некоторым даже удивлением для себя обнаруживаешь, что нашего Антона Павловича (по меньшей мере, его драматургию) хорошо знают практически во всём цивилизованном мире. Скажу даже больше: никто другой из русских классиков, включая Пушкина, Достоевского и Толстого, из признанных литераторов советского и постсоветского периода не имеет столь оглушительной мировой популярности, как Чехов. Почему так?

Он оказал колоссальное влияние на всё развитие театральной культуры в ХХ веке и продолжает оказывать его (влияние) в веке ХХI. До сих пор некоторые его постановки вызывают у зрителей тихое и вместе с тем сильнейшее потрясение.

Антон Павлович действительно обладал безупречным нравственным чувством и прозрачным, как горный хрусталь, этическим чутьем.

Вот вам, читатель, в доказательство сказанного потрясающий нравственный кодекс, выстраданный самим Чеховым: «Воспитанные люди, по моему мнению, должны удовлетворять следующим условиям:

Они уважают человеческую личность, а потому всячески снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы. Живя с кем-нибудь, они не делают из этого одолжения, а уходя, не говорят: с вами жить нельзя! Они прощают и шум, и холод, и пережаренное мясо, и остроты, и присутствие в их жилье посторонних.

Они сострадательны не к одним только нищим и кошкам. Они болеют душой и от того, чего не увидишь простым глазом.

Они уважают чужую собственность, а потому и платят налоги.

Они чистосердечны и боятся лжи, как огня. Не лгут они даже в пустяках. Ложь оскорбительная для слушателя и опошляет его в глазах говорящего. Они не рисуются, держат себя на улице так же, как дома, не пускают пыли в глаза меньшей братии. Они не болтливы и не лезут с откровенностями, когда их не спрашивают. Из уважения к чужим ушам, они чаще молчат.

Они не суетны. Их не занимают такие фальшивые бриллианты, как знакомства с знаменитостями. Делая на грош, они не носятся со своей папкой на сто рублей и не хвастают тем, что их пустили туда, куда других не пустили. Истинные таланты всегда сидят в потёмках, в толпе, подальше от выставки. Даже Крылов сказал, что пустую бочку слышнее чем полную.

Если они имеют в себе талант, то уважают его. Они жертвуют для него покоем, женщиной, вином, суетой. Они горды своим талантом. Так они не пьянствуют с надзирателями мещанского училища и с гостями Скворцова, сознавая, что они призваны не жить с ними, а воспитывающе влиять на них. К тому же они брезгливы.

Что сразу приходит на ум после знакомства с этими глубоко нравственными императивами Чехова? А то, что и до него и после едва ли не все более- менее известные русские писатели жаждали строить свою жизнь согласно велениям совести или же по основным христианским заповедям. Да не у всех, положа руку не сердце, это получалось так как у Чехова.

Один плохо совладал со своей похотью, другой больше любил себя в литературе, чем литературу в себе, третий пресмыкался перед властью, а четвёртый… Да что там говорить: несть числа душевным и нравственным изъянам у тех, кого мы полагаем классиками русской литературы. Не о том речь, конечно, чтобы противопоставлять их всех одному Антону Павловичу. И уж, тем более, не пытаюсь я сотворить безгрешного ангела из драматурга, чем бы только оскорбил память об одном из самых любимых своих писателей. Но ведь и то правда, что изначально, в молодости, Чехов-то был вполне даже заурядным обывателем, как и большинство из нас, эту непростую жизнь живущих.

Своей волей железной и целеустремлённостью неслыханной он выковал из себя величайшего писатели и непревзойдённого драматурга! В самом деле, трудно, если вообще возможно, понять, как этот южанин, в юности лишённый вкуса и нормального семейного воспитания, совершенно далёкий от высокой стихии того языка, на котором писали до него Пушкин, Гоголь, Тургенев, Толстой, не знавший элементарных законов и требований этого языка, стал после шести или семи – не важно – лет изнурительной подённой газетной работы крупнейшим, для многих – почти украинец, недосягаемым мастером русского литературного слога, раз и навсегда овладев его тайной космической магией? Всё это тем более удивительно, что по общему признанию людей, знавших семейство Чеховых (семья насчитывала пять братьев и сестру), старший брат Александр был от природы наделён несравненно большими литературными способностями, чем следующий за ним Антон.

Его героизм был застенчив, патриотизм стыдлив, а собственным творчеством Антон Павлович никогда не обольщался – вот качества, которые, похоже, напрочь исчезают из нашего общественного бытия. И ими, в том числе, подпитывается зарубежный мир, постоянно обращающийся к сочинениям нашего выдающегося соотечественника.

Таковы жизнь и творчество Чехова, из которых люди до сих пор черпают то, чего им в каждое конкретное время недостает. Только творец этот неисчерпаем, потому что как никто иной сумел изучить человеческую породу.

Можно понять иностранных режиссёров и продюсеров, которые в погоне за популярностью и прибылью визгливо извращают Чехова, меряя его на свой куцый аршин. Но российские-то театральные творцы должны по определению знать лучше и глубже творчество своего гениального соотечественника.

Вот против подобного падения нравов Чехов выступал всем своим творчеством.

…Антон Павлович очень хотел создать на берегу речки Хорол литературную колонию. Не получилось. Как не удалось ему открыть в Москве ночлежный дом и санаторий для больных педагогов в Крыму, к чему долгие годы очень стремился да царская бюрократия помешала.

И тем не менее, когда Чехов умер, после него осталось не только двадцать томов на весь мир прославленной прозы, не только десять тысяч написанных ему писем и аккуратно им сохранённых, не только построенные им школы, библиотеки, дороги, памятники, посаженные сады, но и добрая память о нём великого множества людей.

Не вообще народа, а совершенно конкретных людей. Таких, как ялтинская жительница Варвара Харкеевич.

А. П. Чехов: личность и философия творчества

… Оригинальность автора сидит не только в стиле, но и в способе мышления, в убеждениях и проч.

Письма восхитительны… они драгоценный материал для биографии, для характеристики Антона Павловича, для создания портрета его.

А. Чехов – один из самых загадочных и притягательных классиков русской литературы. При всей демократичности и трезвости взгляда на мир и реальность России он остается неуловимым и тонким художником слова. Его бесстрашие правды обезоруживает и побуждает взглянуть на себя без всяких иллюзий и неуместных надежд. Обычные люди в будничных ситуациях обрели в его произведениях бессмертие. Не только маститые современники (Д. Григорович, Л. Толстой) и молодые соратники по перу (И. Бунин, А. Куприн, М. Горький), но и писатели совсем несхожего типа (В. Набоков, С. Довлатов, Ю. Казаков) видели в нем образец для подражания и пытались разгадать магию личности и дарования художника.

Во всех произведениях Чехова независимо от жанра и времени написания просвечивает его главное достоинство – ч е л о в е ч н о с т ь, способность понять несовершенство нашего существования и поведения. Но понять – не значит принять и тем более оправдать. Есть границы, которые незыблемы для художника, и его твердость не оставляет сомнений. Эту терпимость и одновременно взыскательность автора чувствуют читатели. И они испытывают благодарность и потребность в Чехове как спутнике жизни.

Антон Павлович Чехов в 1889 году.

Во-первых , Чехов представляет собой связующее звено между XIX и XX веком, между русской классикой и авангардными течениями нового времени. Его более молодые коллеги (И. Бунин, А. Куприн, Б. Зайцев, К. Бальмонт и др.) в той или иной мере испытали благотворное влияние писателя. Одновременно и сам Чехов внимательно приглядывался к поэтическим новациям (импрессионизм, символизм) и учитывал то, что было органично природе его дарования и могло обогатить художественную палитру.

В-третьих , личность писателя, его общественная и культурная деятельность притягательны и дороги для нас. Чехов удивительно современен и в условиях XXI века. Его гуманистические представления о государстве, обществе и народе, демократизм позиции в острых конфликтных ситуациях (защита прав заключенных на о. Сахалин, дело Дрейфуса и поддержка Э. Золя во Франции, студенческих протестов в Санкт–Петербургском университете, реакция на Русско-японскую войну) снискали ему всеобщее уважение. Миротворческая позиция Чехова в отношениях с близкими людьми и друзьями, готовность идти на компромиссы с издателями, деятелями культуры и, одновременно, прочность нравственных критериев – эти качества могут служить примером и ориентиром для современного человека. Личность Чехова притягивает и вызывает потребность стать лучше для себя и окружающих.

В-пятых , эволюция Чехова является ярким примером того, как юноша из провинциального городка (сын лавочника и внук крепостного) сделал себя сам, вырос до знаменитого писателя, получившего мировое признание. Этот процесс выдавливания по капле из себя раба, обретения внутренней свободы и достоинства, превращения в подлинного интеллигента поучителен для молодого человека, который вступает на путь самоутверждения. Внутренняя культура Чехова, сформированная в процессе преодоления бедности семьи, угрозы ее распада и поэтапного выхода из критической ситуации благодаря его усилиям и ответственности – это уроки для каждого человека. Наконец, личное мужество Чехова, который в 24 года заболел неизлечимой болезнью (туберкулез легких), выносил мучительные неудобства и страдания, выдержка в последний период жизни, мужское рыцарское отношение к матери, сестре, жене вызывают преклонение перед его стойкостью.

Милосердие Чехова к обычным людям с их бедами, неустроенностью, несложившимися судьбами из-за слабости духа, просчетов развития, его терпимость к несовершенству человеческой природы достойны всяческого уважения. Сегодня, в эпоху нарастающих противоречий (расовых, религиозных, национальных, социальных), накаляющихся конфликтов и ожесточения человека, чеховское сострадание вызывает благодарность миллионов читателей и зрителей во всех частях света.

В наследии Чехова эпистолярное творчество занимает з н а ч и т е л ь н о е место: 12 томов в 30-ти томном полном собрании сочинений писателя. Оно включает в себя переписку с авторитетными современниками (Д. Григорович, В. Вересаев, В. Короленко и др.) и молодыми сочинителями (М. Горький, И. Бунин, А. Куприн, Н. Телешов и др.). Интенсивно письменное общение с издателями и редакторами (А. Суворин, И. Сытин, А. Тихонов и др.) театральными деятелями, особенно в последний период жизни (К. Станиславский, Вл. Немирович-Данченко). Ценный материал содержат записные книжки Чехова.

Особое место представляет переписка Чехова с поклонницами его таланта и личности (Л. Мизинова, Л. Авилова, О. Книппер). В ней выявляется игровое поведение писателя, его способность надолго и красиво удержать их интерес к себе, достойно завершить отношения с каждой из почитательниц. В этом ряду особенно интересно и неоднозначно эпистолярное общение с О. Книппер, ставшей в 1901 г. женой писателя.

Объем и интенсивность переписки Чехова вызваны не столько традицией XIX и начала XX века, сколько специфическими обстоятельствами его жизни. В связи с болезнью врачи ограничили возможность проживания писателя в Москве и тем более в Санкт-Петербурге. И он вынужден был проводить большую часть времени вдали от столицы. Вначале – в имении Мелихово, которое с любовью обустроил для себя и близких, а затем в Ялте, где на окраине города был построен дом. Удаленность от столиц удручала писателя и служила источником постоянных сетований. Но именно эта ситуация стала толчком для активного письменного общения с известными деятелями искусства и собратьями по перу.

Длительная переписка с персонами, оказавшими влияние на становление личности писателя (Д. Григорович, А. Суворин, К. Станиславский), представляет собой сложное драматическое общение, ставшее частью жизни Чехова и формированием его как художника. Одни отношения в процессе общения могли исчерпаться и прерваться, другие перейти в более сдержанное и редкое общение, третьи перерасти в дружбу до конца его дней. Но независимо от финала они содержат обширный материал для понимания позиций писателя, его отношения к общественным и культурным процессам современности.

Для исследователя, обращающего к эпистолярию Чехова, есть выверенные профессиональные ориентиры понимания его сути. Прежде всего, это общие сведения о творчестве взятого периода, сделанные специалистами к каждому тому писем Чехова в 30-томном собрании сочинений 1 . Они дополняются кратким комментарием каждого письма и позволяют расширить его контекст. Эта первоначальная информация с констатацией общих тенденций эпистолярного общения Чехова служит основой для более обстоятельного и развернутого изучения миропонимания писателя, его творческих ориентиров, эстетических предпочтений.

Каковы возможности этого творчества в раскрытии личности писателя, его литературной работы? Эпистолярное наследие способно приоткрыть технологию художественного процесса, ежедневный контекст, который сопутствует рождению произведения и доведению его до совершенства. Эта процедура складывается из множества факторов, включающих в себя не только литературный труд, но и бытовые отношения, обсуждения, разногласия и конфликты. В котле творческого брожения рождается и очищается зерно прозрения, которое потом станет открытием и праздником для читателя.

Эпистолярное творчество представляет ценность в том случае, если оно есть самовыражение автора, исповедь его души, а не способ идеализации или мифологизации. Применительно к Чехову его письма, за исключением переписки с женой, не могут быть поставлены под сомнение.

Эпистолярий позволяет выявить духовный и нравственный о б л и к писателя. Прежде всего, это прямое и непосредственное проявление общественной, гражданской и личной позиции художника. Это зеркало процессов мышления и истолкования событий, проходящих вокруг него и в нем самом. Как сфера литературного труда эпистолярий может включать в себя и творческие задачи: создание определенного имиджа писателя, выстраивание его образа и даже мифологии. Он способен содержать в себе некую мистификацию, провоцирование себя и читателей.

Преимущество эпистолярного общения заключено в том, что сама письменная форма становится чистилищем чувств и переживаний ее участников. Она отводит в сторону то частное, временное, что проявляется в живом непосредственном контакте двух людей. Слово написанное истиннее и значительнее того, что могло быть сказано вслух. Эта выкристаллизация чувства и мысли не отменяет естественности и непосредственности отношений. Но письменное слово более взвешенно и ответственно. Время, отделяющее полученное письмо и ответ на него, составляло 1-2 дня. Это позволяло найти более продуманные и весомые слова для обратного послания, которое приходило к адресату в Москву через 5-7дней. Конечно, в распоряжении участников дуэта оставался еще телеграф, но они редко пользовались им: дорого и слишком лаконичен текст телеграммы.

Эпистолярное наследие далеко от той многозначности и объемности, которые свойственны художественным произведениям писателя. Оно одномерно и локально по содержанию. Чаще всего характеризует позиции Чехова как личности. И хотя в совокупности своей это наследие представляет широкую палитру взглядов автора, оно может быть лишь сопутствующим фактором жизни и творчества писателя, а не определяющим. В то же время, как зеркало взглядов автора, оно обладает возможностями, которых лишено художественное наследие. В письмах Чехова выражены его гражданские, общественные, творческие позиции, которые не могут быть четко представлены в художественном материале. По эпистолярному наследию можно проследить эволюцию взглядов автора, смену его приоритетов, смещение интереса с одной области к другой. Материалом художника здесь служит все: сознание общества, религия и философия, творческие искания.

«Мы по праву игнорируем сегодня запретительные пометы Пушкина на некоторых из его произведений; его “не надо” или “не печатать” теперь не принимаются во внимание.

На рукописи статьи "Н. Х. Кетчер” Герцен пишет: “Ничего для печати”. Мы не выполняем это распоряжение.

Критические статьи во “Времени”, от которых Достоевский “отрекся” в письме к П. В. Быкову 15 апреля 1876 г., входят сегодня в собрание его сочинений.

Письма Чехова поднимаются до настоящего искусства и заслуживают специального исследования как вид художественного творчества. В них есть свои жанровые особенности, своя модель, структура, типология, варианты обновления и поддержания интереса. Эпистолярное наследие Чехова прошло свою эволюцию и обрело художественную значимость. Последний период – это вершина восхождения мастера, откристаллизация накопленного опыта и постижения тайн искусства. Издание собрания сочинений Чехова по договору с А. Марксом, тесное сотрудничество с Художественным театром и написание для него пьесы "Вишневый сад", эпистолярный роман с О. Л. Книппер – все это бесценный материал для постижения личности и творческих позиций Чехова.

Творчество писателя нерасторжимо связано с его личностью, с пониманием природы, человека, общества, с нравственными критериями и духовными устремлениями. Представление Чехова о жизни отличаются независимостью от господствующих тенденций, трезвостью взгляда, прозорливостью наблюдений. Знакомясь с ними, современный человек обретает поддержку в становлении своего внутреннего мира. Ему есть чему поучиться у писателя и о чем задуматься.

Чехов прошел суровую школу жизни. Но она не разрушила его веру в человека, в его нереализованные возможности. Он надеялся, что со временем творческая способность человека раскроется полнее и свободнее. И в этом плане был оптимистом, не принимающим уныния, пассивности и смирения с обстоятельствами. В то же время безотрадные впечатления русской реальности: беспросветность деревенской жизни, инертность интеллигенции, долготерпение народа – вступали в противоречие с его надеждой. Чехов не строил иллюзий относительно скорого обновления России, считал, что это произойдет через 100–200 лет. Поэтому не разделял идеализацию крестьянства у Л. Толстого и писал рассказы, вызывающие раздражение великого реалиста. Он не принимал идеализацию человека у М. Горького. Но одновременно не поощрял натуралистическое изображение злачных явлений действительности, упрощающих и унижающих человеческую природу. Чехов не допускал крайностей в отражении реальности. Он следовал объективности и беспристрастности изображения. И эта взвешенность его отношения создавала ощущение подлинности и многозначности. Чувственное и мыслительное, физическое и духовное, частное и всеобщее, преходящее и вечное представали у него в естественном соединении, не признающим упрощения и тенденциозности.

Чехов не принимал возведения в абсолют любой грани жизни (религиозной, философской, нравственной) за счет умаления других. Ему важно было сохранить чувство многомерности и естественности развития всех сторон. Как-то писателю восторженно рассказали о С. Рачинском, который развивал теорию народного образования, построенного на строго религиозном воспитании с длительными молитвами, чтением Евангелия. Опыт сельской школы в Смоленской губернии С. Рачинский счел настолько удачным, что стал настаивать на передаче начального образования в России в руки духовенства! Чехов, который прошел в детстве жесткое религиозное воспитание, усмотрел в этом деспотизм и насилие над учеником.

Этот публичный монолог непривычен для писателя по своей открытости. Он отражает не просто эмоциональный взрыв, но и продуманное размышление о неблагополучии жизни и литературы, о неудовлетворенности собой и тем, что окружает его. Чехов ищет большую цель, но не находит её. Его период представляется ему безвременьем, жизнью без цели. И это не только угнетает, но и рождает протест. В подобной атмосфере художник не в силах реализовывать свой потенциал.

Чехову чуждо ханжество, лицемерие в рассмотрении связи мужчины и женщины. Он стоит на позиции естественных, нормальных отношений между полами. Распущенность и похотливость вызывали у писателя отторжение своей опрощенностью. Как врач, он хорошо знал физическую природу человека и не позволял себе опускаться до низменного состояния, чтобы не оскорблять свои эстетические представления и не унижать женщину вседозволенностью.

Писатель считал нормальным сочетание художника и естественника; в качестве примера приводил Гете, а также Шекспира.

Другое дело, что проявление общественной позиции не означало быть тенденциозным и прямолинейным. Эти понятия вызывали у Чехова отторжение, как не соответствующие природе искусства и упрощающие его суть. Для него ключевым принципом была объективность , правда жизни, неподвластная никакой субъективности и предвзятости.

По своему положению Чехов стал связующим звеном между развитием 1880-х годов и художественными исканиями конца XIX начала XX веков. Это определило его творческие позиции и роль защитника классических традиций реализма на новом этапе. Но одновременно писатель обновлял их возможностями современных поисков в искусстве. Символизм, декаденство, а затем и модернизм вызывали его интерес, хотя писатель критически относился к отходу от общественной миссии литературы, к замкнутости поэтического мира, к избыточной самоуверенности их представителей.

Не каждый автор сможет признаться в своих недостатках, пусть и преодоленных сейчас. Конечно, мы не можем доверять полностью, этим критическим оценкам. Чехов порой преувеличивал свои просчеты, а подчас и уничижительно отзывался о несомненных достижениях. Но сам факт такого отстраненного взгляда на себя со стороны, говорит о многом. И прежде всего о беспощадной требовательности к самому себе 11 .

Это одно из немногих писем, в которых Чехов позволяет себе обстоятельно открыть личные переживания во сне и выразить благодарность опытному мастеру за великолепный рассказ. Письма молодого литератора выявляют не только интерес к психологии сна, но и ко всему таинственному, что манит к себе и ждет естественнонаучного объяснения.

Творческий процесс может довести художника до галлюцинаций, до сомнений в своем психическом здоровье. Но постичь тайну рождения произведения, заглянуть в бездну литературной работы не дано ни автору, ни читателям. Здесь остается только довериться интуиции и творческому дару, который диктует то или иное решение. Побудительные мотивы его и смысл происходящего закрыты и для самого автора, и для критиков. Об этой сфере можно только догадываться.

1. См.: Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30-ти томах. М., 1975-1980. Ссылки на это издание даются в тексте в скобках, где П. – письма, С. – сочинения, римская цифра обозначает том, арабская – страницу.

2. См.: Поэтика : словарь актуальных терминов и понятий / Под ред. Н.Д. Тамарченко. М., 2008. (Эпистолярная проза – с. 310-311); Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. М., 2001 (Эпистолярная литература – с. 618-619. А также: Захарова В.Е. Стилистика эпистолярного жанра (на материале писем А.П. Чехова). Глазов, 1991; Акишина А.А. Письмо как один из видов текста. Статья первая. Общие сведения об ЭЖ // РяЗР. 1982.2. С. 25-30; Белунова Н.И. Дружеские письма творческой интеллигенции конца XIX – нач. XX в. СПб., 2000.

3. Томашевский Б.В. Писатель и книга. 2-е изд. М., 1959. С. 152.

4. Рейсер С.Л. Основы текстологии. 2-е изд. Л., 1978. С 16.

5. Там же . С 16-17.

6. К.С. Станиславский . А.П. Чехов в Художественном театре (Воспоминания) // А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986. С. 414.

7. Там же . С. 415.

8. К. Паустовский . Собрание сочинений в шести томах. Том второй. М., 1957. С. 653.

9. Там же . С. 654.

10. Русские писатели о литературном труде. Сборник в четырех томах. Том 3. Л., 1955. С. 352. Далее сноски на это издание даны в тексте в скобках с обозначением названия как Р.П., том – римской цифрой, страница – арабской.

11. Для ознакомления с жизнью и творчеством А.П. Чехова рекомендуем следующие публикации: А.П. Чудаков . Поэтика Чехова. М., 1970; В.Б. Катаев . Проза Чехова. Проблемы интерпретации. М., 1979; В. Кубасов Проза А.П. Чехова: искусство стилизации. Екатеринбург, 1999. Л. Кройчик . Неуловимый Чехов: этюды о творчестве писателя. Воронеж, 2007. А также издания в серии ЖЗЛ: Бердников Г . Чехов. М., 1978; Громов М. Чехов. М., 1993; Анри Труайя . Антон Чехов. М., 2015.

12. Т.Л. Щепкина-Куперник . Дни моей жизни. М., 1928. С. 317.