Тихий дон тиф и выздоровление григория
XXVII
Дни потянулись серые и безрадостные. Оставив Аксинью, Григорий сразу утратил интерес к окружающему. С утра садился в сани, ехал по раскинувшейся бескрайней, заснеженной степи, к вечеру, приискав где-нибудь пристанище для ночлега, ложился спать. И так изо дня в день. То, что происходило на отодвигавшемся к югу фронте, его не интересовало. Он понимал, что настоящее, серьезное сопротивление кончилось, что у большинства казаков иссякло стремление защищать родные станицы, что белые армии, судя по всему, заканчивают свой последний поход и, не удержавшись на Дону, — на Кубани уже не смогут удержаться…
Война подходила к концу. Развязка наступала стремительно и неотвратимо. Кубанцы тысячами бросали фронт, разъезжались по домам. Донцы были сломлены. Обескровленная боями и тифом, потерявшая три четверти состава, Добровольческая армия была не в силах одна противостоять напору окрыленной успехами Красной Армии.
Среди беженцев шли разговоры, что на Кубани растет возмущение, вызванное зверской расправой генерала Деникина над членами Кубанской Рады. Говорили, что Кубань готовит восстание против Добровольческой армии и что будто бы уже ведутся переговоры с представителями Красной Армии о беспрепятственном пропуске советских войск на Кавказ. Упорно говорили и о том, что в станицах Кубани и Терека к донцам относятся резко враждебно, так же как и к добровольцам, и что якобы где-то около Кореновской уже произошел первый большой бой между донской дивизией и кубанскими пластунами.
Григорий на остановках внимательно прислушивался к разговорам, с каждым днем все больше убеждаясь в окончательном и неизбежном поражении белых. И все же временами у него рождалась смутная надежда на то, что опасность заставит распыленные, деморализованные и враждующие между собою силы белых объединиться, дать отпор и опрокинуть победоносно наступающие красные части. Но после сдачи Ростова он утратил эту надежду, и слух о том, что под Батайском после упорных боев красные начали отступать, — встретил недоверчиво. Угнетаемый безделием, он хотел было влиться в какую-либо воинскую часть, но когда предложил это Прохору, — тот решительно воспротивился.
— Ты, Григорий Пантелевич, видать, окончательно спятил с ума! — возмущенно заявил он. — За каким мы чертом полезем туда, в это пекло? Дело конченное, сам видишь, чего же мы будем себя в трату давать зазря? Аль ты думаешь, что мы двое им пособим? Пока нас не трогают и силком не берут в часть, надо, как ни мога скорее, уезжать от греха подальше, а ты вон какую чертовщину порешь! Нет, уж давай, пожалуйста, мирно, по-стариковски отступать. Мы с тобой и так предостаточно навоевались за пять лет, зараз нехай другие пробуются! Из-за этого я триппер добывал, чтобы мне сызнова на фронте кальячить? Спасибо! Уважил! Я этой войной так наелся, что до сих пор рвать тянет, как вспомню о ней! Хочешь — ступай сам, а я не согласный. Я тогда подамся в госпиталь, с меня хватит!
После долгого молчания Григорий сказал:
— Будь по-твоему. Поедем на Кубань, а там видно будет.
Не встречая сочувствия со стороны Григория, Прохор надолго умолкал и иногда по целым часам ехал, не проронив ни слова, сурово нахохлившись.
В одном из сальских зимовников они с Прохором прожили четыре дня, решив дать лошадям отдых. За это время у них не раз возникали разговоры о том, что делать дальше. В первый же день, как только приехали на зимовник, Прохор спросил:
— Будут наши на Кубани держать фронт или потянут на Кавказ? Как думаешь?
— Не знаю. А тебе не все равно?
— Придумал тоже! Как же это мне могет быть все равно? Этак нас загонют в бусурманские земли, куда-нибудь под турка, а потом и пой репку там?
— Я тебе не Деникин, и ты меня об этом не спрашивай, куда нас загонют, — недовольно отвечал Григорий.
— Я потому спрашиваю, что поимел такой слух, будто на речке Кубани сызнова начнут обороняться, а к весне тронутся во-своясы.
— Кто это будет обороняться? — усмехнулся Григорий.
— Ну, казаки и кадеты, окромя кто же?
— Дурацкие речи ведешь! Повылазило тебе, не видишь, что кругом делается? Все норовят поскорее удрать, кто же обороняться-то будет?
— Ох, парень, я сам вижу, что дело наше — табак, а все как-то не верится… — вздохнул Прохор. — Ну, а на случай ежели прийдется в чужие земли плыть или раком полозть, ты — как? Тронешься?
— Мое дело такое: куда ты — туда и я. Не оставаться же мне одному, ежели народ поедет.
— Вот и я так думаю. Раз уж попали мы на овечье положение, значит — надо за баранами держаться…
— Они, бараны-то, иной раз черт-те куда сдуру прут… Нет, ты эти побаски брось! Ты дело говори!
— Отвяжись, пожалуйста! Там видно будет. Чего мы с тобой раньше времени ворожить будем!
— Ну, и аминь! Больше пытать у тебя ничего не буду, — согласился Прохор.
Но на другой день, когда пошли убирать лошадей, снова вернулся к прежнему разговору.
— Про зеленых ты слыхал? — осторожно спросил он, делая вид, будто рассматривает держак вил-тройчаток.
— Слыхал. Дальше что?
— Это ишо какие-такие зеленые проявились? Они за кого?
— А с чего ж они зелеными кличутся?
— Чума их знает, в лесах хоронются, должно от этого и кличка.
— Может, и нам с тобой позеленеть? — после долгого раздумья несмело предложил Прохор.
— Что-то охоты нету.
— А окромя зеленых нету никаких таких, чтобы к дому поскорей прибиться? Мне-то один черт — зеленые или синие, или какие-нибудь там яично-желтые, я в любой цвет с дорогой душой окунусь, лишь бы этот народ против войны был и по домам служивых спущал…
— Потерпи, может — и такие проявются, — посоветовал Григорий.
В конце января, в туманный ростепельный полдень, Григорий и Прохор приехали в слободу Белую Глину. Тысяч пятнадцать беженцев сбилось в слободе, из них добрая половина — больных сыпняком. По улицам в поисках квартир и корма лошадям ходили казаки в куцых английских шинелях, в полушубках, в бешметах, разъезжали всадники и подводы. Десятки истощенных лошадей стояли во дворах возле яслей, уныло пережевывая солому; на улицах, в переулках виднелись брошенные сани, обозные брички, зарядные ящики. Проезжая по одной из улиц, Прохор всмотрелся в привязанного к забору высокого гнедого коня, сказал:
— А ить это кума Андрюшки конь! Стал-быть, наши хуторные тут. — И проворно соскочил с саней, пошел в дом узнать.
Через несколько минут из дома, накинув внапашку шинель, вышел Андрей Топольсков — кум и сосед Прохора. Сопровождаемый Прохором, он степенно подошел к саням, протянул Григорию черную, провонявшую лошадиным потом руку.
— С хуторским обозом едешь? — спросил Григорий.
— Вместе нужду трепаем.
— Езда известная… После каждой ночевки людей и лошадей оставляем…
— Старик-то мой живой-здоровый?
Глядя куда-то мимо Григория, Топольсков вздохнул:
— Плохо, Григорий Пантелевич, плохие дела… Поминай отца, вчера на́ вечер отдал богу душу, скончался…
— Похоронили? — бледнея, спросил Григорий.
— Не могу сказать, нынче не был там. Поедем, я укажу квартеру… Держи, кум, направо, четвертый дом с правой руки от угла.
Подъехав к просторному, крытому жестью дому, Прохор остановил лошадей возле забора, но Топольсков посоветовал заехать во двор.
— Тут тоже тесновато, человек двадцать народу, но как-нибудь поместитесь, — сказал он и соскочил с саней, чтобы открыть ворота.
Григорий первый вошел в жарко натопленную комнату. На полу вповалку лежали и сидели знакомые хуторяне. Кое-кто чинил обувь и упряжь, трое, в числе их старик Бесхлебнов, в супряге с которым ехал Пантелей Прокофьевич, ели за столом похлебку. Казаки при виде Григория встали, хором ответили на короткое приветствие.
— Где же отец? — спросил Григорий, снимая папаху, оглядывая комнату.
— Беда у нас… Пантелей Прокофич уж упокойник, — тихо ответил Бесхлебнов и, вытерев рукавом чекменя рот, положил ложку, перекрестился. — Вчера на ночь преставился, царство ему небесное.
— Нет ишо. Мы его нынче собирались похоронять, а зараз он вот тут, вынесли его в холодную горницу. Пройди сюда. — Бесхлебнов открыл дверь в соседнюю комнату, словно извиняясь, сказал: — С мертвым ночевать в одной комнатухе не схотели казаки, дух чижелый, да тут ему и лучше… Тут не топят хозяева.
В просторной горнице резко пахло конопляным семенем, мышами. Весь угол был засыпан просом, коноплей; на лавке стояли кадки с мукой и маслом. Посреди комнаты на полсти лежал Пантелей Прокофьевич. Григорий отстранил Бесхлебнова, вошел в горницу, остановился около отца.
— Две недели хворал, — вполголоса говорил Бесхлебнов. — Ишо под Мечеткой повалил его тиф. Вот где припало упокоиться твоему папаше… Такая-то наша жизня…
Григорий, наклонясь вперед, смотрел на отца. Черты родного лица изменила болезнь, сделала их странно непохожими, чужими. Бледные, осунувшиеся щеки Пантелея Прокофьевича заросли седой щетиной, усы низко нависли над ввалившимся ртом, глаза были полузакрыты, и синеватая эмаль белков уже утратила искрящуюся живость и блеск. Отвисшая нижняя челюсть старика была подвязана красным шейным платком, и на фоне красной материи седые курчеватые волосы бороды казались еще серебристее, белее.
Григорий опустился на колени, чтобы в последний раз внимательнее рассмотреть и запомнить родное лицо, и невольно содрогнулся от страха и отвращения: по серому, восковому лицу Пантелея Прокофьевича, заполняя впадины глаз, морщины на щеках, ползали вши. Они покрывали лицо живой, движущейся пеленою, кишели в бороде, копошились в бровях, серым слоем лежали на стоячем воротнике синего чекменя…
Григорий и двое казаков выдолбили пешнями в мерзлом, чугунно-твердом суглинке могилу, Прохор из обрезков досок кое-как сколотил гроб. На исходе дня отнесли Пантелея Прокофьевича и зарыли в чужой ставропольской земле. А час спустя, когда по слободе уже зажглись огни, Григорий выехал из Белой Глины по направлению на Новопокровскую.
В станице Кореновской он почувствовал себя плохо. Полдня потратил Прохор на поиски доктора и все же нашел какого-то полупьяного военного врача, с трудом уговорил его, привел на квартиру. Не снимая шинели, врач осмотрел Григория, пощупал пульс, уверенно заявил:
— Возвратный тиф. Советую вам, господин сотник, прекратить путешествие, иначе подомрете в дороге.
— Дожидаться красных? — криво усмехнулся Григорий.
— Ну, красные, положим, еще далеко.
— Я в этом не сомневаюсь. Но вам лучше остаться. Из двух зол я бы предпочел это, оно — меньшее.
— Нет, я уж как-нибудь поеду, — решительно сказал Григорий и стал натягивать гимнастерку. — Лекарства вы мне дадите?
— Поезжайте, дело ваше. Я должен был дать вам совет, а там — как вам угодно. Что касается лекарств, то лучшее из них — покой и уход; можно бы прописать вам кое-что, но аптека эвакуирована, а у меня ничего нет, кроме хлороформа, йода и спирта.
— Дайте хучь спирту!
— С удовольствием. В дороге вы все равно умрете, поэтому спирт ничего не изменит. Пусть ваш денщик идет со мной, тысчонку грамм я вам отпущу, я — добрый… — Врач козырнул, вышел, нетвердо шагая.
Прохор принес спирту, добыл где-то плохонькую пароконную повозку, запряг лошадей, с мрачной иронией доложил, войдя в комнату:
— Коляска подана, ваше благородие!
И снова потянулись тягостные, унылые дни.
На Кубань из предгорий шла торопливая южная весна. В равнинных степях дружно таял снег, обнажались жирно блестевшие черноземом проталины, серебряными голосами возговорили вешние ручьи, дорога зарябила просовами, и уже по-весеннему засияли далекие голубые дали, и глубже, синее, теплее стало просторное кубанское небо.
Через два дня открылась солнцу озимая пшеница, белый туман заходил над пашнями. Лошади уже хлюпали по оголившейся от снега дороге, выше щеток проваливаясь в грязь, застревая в балочках, натужно выгибая спины, дымясь от пота. Прохор по-хозяйски подвязал им хвосты, часто слезал с повозки, шел сбоку, с трудом вытаскивая из грязи ноги, бормотал:
— Это не грязь, а смола липучая, истинный бог! Кони не просыхают от места и до места.
Григорий молчал, лежа на повозке, зябко кутаясь в тулуп. Но Прохору было скучно ехать без собеседника; он трогал Григория за ноги или за рукав, говорил:
— До чего грязь тут крутая! Слезь, попробуй! И охота тебе хворать!
— Иди к черту! — чуть слышно шептал Григорий.
Встречаясь с кем-либо, Прохор спрашивал:
— Дальше ишо гуще грязь или такая же?
Ему, смеясь, отвечали шуткой, и Прохор, довольный тем, что перебросился с живым человеком словом, некоторое время шел молча, часто останавливая лошадей, вытирая со своего коричневого лба ядреный зернистый пот. Их обгоняли конные, и Прохор, не выдержав, останавливал проезжавших, здоровался, спрашивал, куда едут и откуда сами родом, под конец говорил:
— Зря едете. Туда дальше ехать невозможно. Почему? Да потому, что там такая грязюка, — встречные люди говорили, — что кони плывут по пузо, на повозках колесы не крутются, а пешие, какие мелкого росту, — прямо на дороге падают и утопают в грязи. Куцый кобель брешет, а я не брешу! Зачем мы едем? Нам иначе нельзя, я хворого архирея везу, ему с красными никак нельзя жить вместе…
Большинство конников, беззлобно обругав Прохора, ехало дальше, а некоторые, перед тем как отъехать, внимательно смотрели на него, говорили:
— С Дону и дураки отступают? У вас в станице все такие, как ты?
Или еще что-нибудь в этом роде, но не менее обидное. Только один кубанец, отбившийся от партии станичников, всерьез рассердился на Прохора за то, что тот задержал его глупым разговором, и хотел было вытянуть его через лоб плетью, но Прохор с удивительным проворством вскочил на повозку, выхватил из-под полсти карабин, положил его на колени. Кубанец отъехал, матерно ругаясь, а Прохор, хохоча во всю глотку, орал ему вслед:
— Это тебе не под Царицыном в кукурузе хорониться! Пеношник — засученные рукава! Эй, вернись, мамалыжная душа! Налетел? Подбери свой балахон, а то в грязи захлюстаешься! Раскрылатился, куроед! Бабий окорок! Поганого патрона нету, а то бы я тебе намахнулся! Брось плеть, слышишь?!
Дурея от скуки, от безделья, Прохор развлекался как мог.
А Григорий со дня начала болезни жил как во сне. Временами терял сознание, потом снова приходил в себя. В одну из минут, когда он очнулся от долгого забытья, над ним наклонился Прохор.
— Ты ишо живой? — спросил он, участливо засматривая в помутневшие глаза Григория.
Над ними сияло солнце. То клубясь, то растягиваясь в ломаную бархатисто-черную линию, с криком летели в густой синеве неба станицы темнокрылых казарок. Одуряюще пахло нагретой землей, травяной молодью. Григорий, часто дыша, с жадностью вбирал в легкие живительный весенний воздух. Голос Прохора с трудом доходил до его слуха, и все кругом было какое-то нереальное, неправдоподобно уменьшенное, далекое. Позади, приглушенные расстоянием, глухо гремели орудийные выстрелы. Неподалеку согласно и размеренно выстукивали колеса железного хода, фыркали и ржали лошади, звучали людские голоса; резко пахло печеным хлебом, сеном, конским потом. До помраченного сознания Григория доходило все это словно из другого мира. Напрягши всю волю, он вслушался в голос Прохора, с величайшим усилием понял — Прохор спрашивал у него:
— Молоко будешь пить?
Григорий, еле шевеля языком, облизал спекшиеся губы, почувствовал, как в рот ему льется густая, со знакомым пресным привкусом, холодная жидкость. После нескольких глотков он стиснул зубы. Прохор заткнул горлышко фляжки, снова наклонился над Григорием, и тот скорее догадался по движениям обветренных Прохоровых губ, нежели услышал обращенный к нему вопрос:
— Может, тебя оставить в станице? Трудно тебе?
На лице Григория отразились страдание и тревога; еще раз он собрал в комок волю, прошептал:
— Вези… пока помру…
По лицу Прохора он догадался, что тот услышал его, и успокоенно закрыл глаза, как облегчение принимая беспамятство, погружаясь в густую темноту забытья, уходя от всего этого крикливого, шумного мира…
Тихий Дон краткое содержание. Книга 4
Верхнедонское восстание отбрасывает красных от южного фронта, военные силы Донской армии проводят перегруппировку. Население Татарского хутора на другом берегу. Казаки живут в траншеях, отбиваясь и удерживая красногвардейцев. Степану становится известно о возобновленных отношениях жены и Мелехова, поэтому решает вызвать к себе жену. Аксинья приехала в окопы и пробыла с мужем сутки, тот не подавал вида, что ему известна правда. После Аксинья едет к тетке обратно.
Красноармейцам удается прорваться возле хутора Малого Громчонка, так как казаки потеряли бдительность. Многие в панике стали бежать, но ситуацию спасает Григорий Мелехов. Сопротивление красных сломлено. Было взято около 150 человек в плен, которых решили отправить в Казанскую, однако добрались до пункта назначения немногие, все потому что часть пленных убили еще по пути.
В это время в Татарском Ильиничне удалось выходить Наталью. На хутор приходят красные, но их прогоняют казаки. Старый Мелехов приходит домой, чтобы проверить свое хозяйство.
Летом 1919 года Донская армия прорывает фронт красных. Красногвардейцы отступают, а дивизия Мелехова присоединяется в Ягодном к белым под командованием Колмыцкого. В Вешенском встречают белогвардейского генерала Секретова. Там устроен банкет, куда был приглашен и Григорий. Мужчина навещает Аксинью, однако у нее гостит муж. Аксинья пригласила Гришку на ужин, где мужчины мирно общались.
Григория вызывает начальство, однако Мелехов едет в свой родной Татарский хутор, где сообщает о свадьбе сестры и Кошевого Мишки. Сестра с этим не согласна. В этот приезд домой Гриша по-особенному относится к жене, а утром уезжает.
Очередное собрание казаков, где обсуждаются военные дела. Ближе к вечеру Мелехов лег спать, ему снится сон про войну.
Мелехов посещает генерала, который сообщает, что теперь повстанцы в подчинении Донской армии и дает приказ Гришке наступать. Однако генеральский тон не понравился Григорию и тот отказался выполнять указания. В итоге казаки под командование Гриши так и просидели в окопах, пока войска Фицхелаурова занимали Усть-Медведицу.
В хутор Татарский приезжает Коршунов, остановившись у Пантелея. Он несет службу в карательном отряде Донской армии. Коршунов узнает об убийстве деда и решается на месть. Коршунов убивает мать Мишки и детей. Этого бесчинства не мог простить Пантелей и не пускает карателя к себе на порог. Не понимает действия своего брата и Наталья. Бесчинство карателей еще долго обсуждалось на хуторе.
Генерал Сидорин, который командует Донской армией, приезжает на хутор, где благодарит казачек за помощь в деле борьбы против коммунистов. Дарья Мелехова также была награждена орденом, получив еще и 500 рублей. В семье Мелеховых разлад. Дуняша замкнулась в себе, Наташа страдает из-за измен мужа, а Дарья подалась в разгульную жизнь. Эта жизнь вылезает ей боком, ведь заразилась она от одного солдата сифилисом. Об этом по секрету она рассказала Наташе, попросив не рассказывать свекру. Теперь Даше жизнь не мила.
Идет покос. Даша старается есть отдельно, чтобы никого не заразить. Имея злостный характер, не удерживается, и рассказывает, как способствовала встрече Гришки и Аксиньи.
Казаки ополченцы вместе с Донским войском, объединив силы, успешно наступают на красногвардейцев. Однако казакам не нравится совместное сотрудничество с офицерами, которые стали навязывать жесткие условия. К тому же и сам Григорий после возвращения из дома, был не свой и безразлично относился к происходящим событиям. Сначала начальником штаба был Копытов, с которым Мелехов вроде и общался, но тот стал его называть большевиком. Когда Копытова застрелили, пришел командовать Андреянов, которого Мелехов невзлюбил с первых минут общения. А тут еще и расформирование. Гришка снят с должности командира дивизии. Он теперь руководит сотней казаков. И вот, когда Григорий ехал в свой новый полк, он получает ужасные известия и срочно уезжает домой.
Пока Григорий на фронте, Наташа хочет узнать, правдивы ли слухи об возобновленных отношениях ее мужа с любовницей. Она идет к женщине и у них происходит разговор, где Наталья просит оставить Григория в покое. Но Аксинья намерена за мужчину биться до конца. Наташа проклинает мужа, при этом она носит его ребенка, от которого тут же пожелала избавиться. Она идет к повитухе и избавляется от плода. Однако открывается кровотечение и женщина умирает.
Получив известие, Григорий поспевает домой, но на похороны не успевает. Только через три дня он оказался дома, где Пантелей рассказал все, как было. Отец как мог, отвлекал сына. Они были постоянно на поле. Обвинял же в смерти жены свою любовницу, поэтому перестает с ней видеться, держа на Аксинью злобу. Вместо этого проводит много времени с сыном и помогает отцу в поле.
Гриша возвращается на фронт. По пути он наблюдает нелестную картину, где было видно, как разлагается Донская армия, установленные порядки вызывают отвращение, ведь белые мародерствуют и промышляют бандитизмом. Казакам такое поведение не преемлимо, они начинают пьянствовать, устраивают самовольные отпуска. По дороге Мелехов ночует в селении, где познакомился с белым офицером и англичанином. Так вот англичанин утверждал, что победа будет за краснымы, а все потому, что они — народ, а народ непобедим.
В это время красные готовятся к масштабной операции по наступлению на противника. Белые прорывают фронт и берут Тамбов. Красные движутся в сторону Дона. Воюя на стороне, где многие были против большевиков, красным приходится растрачивать свои силы на наступление. Успешно красные продвигались в районах станицы Качалинской и станции Котлубань. Именно сюда Донская армия бросает значительное количество своих сил.
У Мелеховых беда. Дарья прыгнула в Дон и утопилась. Аксинья пытается завоевать любовь Мишатки, но Ильинична запрещает сыну Григория ходить к Астаховой. Укрепляя позиции, Донская армия объявила мобилизацию. Забрали на службу и Пантелея Мелехова, и других стариков. Не брали только инвалидов. Воевал Мелехов не долго, так как вскоре стал дезертиром, вернувшись домой. Там он был пойман карательной службой, которая вернула обратно мужчину, но не стала наказывать из-за уважения к Григорию Мелехову. Мелехова старшего отправляют вновь на фронт, но Пантелей идет на хутор, где забирает жену с внуками и отступает, ведь вскоре красные будут в хуторе.
Красная армия подошла к Дону. До хуторян стали доходить слухи о том, что красные не уничтожают жилье и не воруют, а расплачиваются за все советскими деньгами. Казаки продолжают борьбу, понимая, что сложно им продержаться. В ноябре 1919 года армия белых терпит поражение. Добровольческая вместе с Донской армии отступают в сторону юга.
После эвакуации прошло две с половиной недели и вот Мелеховы вновь у своего дома. Все разрушено и приходится вновь все восстанавливать. Мелехов Пантелей получает справку о болезни и занимается хозяйством. Спустя месяц на хутор привезли убитых казаков, среди которых был Аникушка и Христоня — друзья Григория. Позже привезли и Гришу, но тот был не убит, а всего лишь болен тифом.
Целый месяц болел Григорий и только в ноябре покинул постель, начав интересоваться детьми и хозяйством. Дети же часто задавали вопросы о матери, и это была больная тема для мужчины. Вскоре Мелеховы стали готовиться к отступлению. С собой Гришка зовет и Аксинью. Женщина соглашается ехать с Мелеховым.
Григорий с Аксиньей и Прохором выдвигаются в путь. По дороге им встречаются беженцы. Делая остановки, Мелехов интересуется местонахождением своих родных. Аксинье становится плохо, ее с ног валит тиф. Гришка оставляет женщину под присмотром одного из жителей селения, отдав ему все свои сбережения.
Война подходит к концу, донцы сломлены, красные вскоре одержат победу. Григорий с Прохором продолжают путь, отступая, чтобы не попасть в плен к красногвардейцам. Приехав в одну из слобод под названием Белая Глина, Григорию становится известно о смерти Мелехова старшего, который умер от тифа. Похоронив старика, Григорий несмотря на то, что и сам заболел тифом, продолжает двигаться дальше.
Мелехов с помощником в Краснодаре, где Григорию удается отлежаться и пойти на поправку. В это время в Новороссийске проходит эвакуация, где привилегии имеют семьи помещиков и офицеров. Казаки, как понимает Григорий, стали никому не нужны. Они не попадают на корабль, поэтому остаются в городе.
Казаки живут в городе и вот красные вступают в Новороссийск. Григорий покорно ожидает большевиков, понимая, для них два пути, либо плен, либо расстрел.
В это время Астахова выздоравливает и решает ехать обратно домой. Там она следила за разными известиями, пытаясь понять, где и что с Григорием. Тревога породнила двух женщин Мелехову и Астахову, которая стала частым гостем в доме Ильиничны. Степан Астахов уезжает в Крым, а на хуторе является Прохор, и рассказывает о Гришке, что стал сторонником красных.
В Татарский хутор приезжают раненные казаки, остальные воюют на разных сторонах. Приезжает и Мишка Кошевой, который возобновил ухаживания за Дуняшей. Несмотря на возражение Мелеховой старшей, парень приходит к Дуне, оказывает помощь в хозяйстве. Лед Ильиничны по отношению к Мишке, который убил ее сына Петра, стал таять. И вот мать Дуни согласна на свадьбу. Сыграли ее по-скромному, поселились у Мелеховых. Женщина постоянно ждет Григория, чувствуя себя лишней в своем доме. Вскоре Мелехова заболевает и умирает. Дети Григория живут с Аксиньей.
Кошевой начинает понимать, что рано он осел, его не прельщают хозяйственные работы. Кроме того, его возмущает то, что люди, воевавшие за белых и принявшие сторону красных не несут наказания. Он считал, что каждого, кто был против большевиков, нужно наказать. Начинают ходить слухи о возможном ударе по Красной армии. Кошевого назначают на должность председателя ревкома.
В хуторе начинают возмущаться установленной советской властью, где стала править бедность. Людей возмущало отсутствие товаров на прилавках магазинов, не было бумаги. Разговаривая с мужем о власти, тот обвиняет Дуню в контрреволюционных заговорах, а на вопрос о том, что станет с ее братом, который служил белым, Мишка говорит о возможном расстреле. Сам же Гришка воюет за красных и в ходе боев был ранен. По этим причинам его демобилизовали и он отправляется на свой хутор.
И вот осенью 1920 года Мелехов попадает в свой дом, где его встретили Кошевые. На ужин были приглашены Прохор и Аксинья. Когда гости уходят, Миша обвиняет Григория в ненадежности, называя его врагом и считает, что тот с легкостью вновь может перейти на сторону белогвардейцев. От Прохора Гришка узнает о смерти Листницкого старшего, а также о самоубийстве его сына, который застрелился, узнав об изменах жены. Также Прохор сообщает о восстаниях, что начинают вспыхивать неподалеку. А ведь все подозрения могут пасть именно на Григория, которого могут назвать зачинщиком. Гришка регистрируется в ревкоме. Далее мужчина получает информацию о том, что бывшим белым грозит арест, но Гришка отказывается бежать.
Григорий идет жить вместе с детьми к Аксинье. Данный переезд был временным. Неопределенность съедала Григория. Он живет в ожидании, где его могли либо арестовать, либо вовсе убить. Он решает бежать с хутора.
Советская власть устроила жителям продразверстку во время которой у хлебороба отбирался хлеб. Такое положение дел вызвало волну недовольства, казаки стали протестовать, формируя банды из казаков. Во главе же бандитских организаций стал Яков Фомин — друг Мелехова. Как раз к нему в отряд спустя время вступает и Мелехов.
Фомин пытается пополнить ряды своих банд, призывая казаков воевать против советской власти, но те не спешат идти за Фомином, так как устали от войн. Григорий понимает, что восстание казаков вскоре потерпит провал. Так и происходит. Банда распадается. Красные многих убивают, выживает несколько человек, в том числе и Гришка Мелехов.
Выжившие останавливаются на острове посреди Дона. Там Капарин, что входил в состав банды, решает пойти к коммунистам и выдать своих товарищей. Об этой затее становится известно казакам и те убивают Капарина. В конце апреля банда покидает остров, направляясь на поиски банды Маслака, что была организована одновременно с бандой Фомина. По дороге их начинают преследовать красные, которые ранят одного из членов команды. Фомин с другими казаками, в том числе и с Мелеховым, продолжают путь.
В дороге к Фомину стали присоединяться люди, среди них были разбойники, преступники. Фомин в свои ряды принимал каждого, кто готов был бороться с коммунизмом. Григорий видит, что банда больше ведет борьбу не за счастье, а занимается грабежами. По этой причине он уходит.
Мелехов приезжает в хутор, где предлагает Аксинье бежать вместе с ним на Кубань. Женщина едет с ним, оставив детей Гришки на попечение Дуняши. Однако в дороге пара попалась красногвардейцам, которые открыли огонь. Аксинья была ранена и не приходя в сознание, умирает на руках у Григория.
Григорий примыкает к дезертирам и живет с ними несколько месяцев. Однако постоянные сны об Аксинье, о детях, заставляют его вернуться в хутор. Там он узнает о смерти дочери, которую забрала скарлатина и вот он стоит у ворот, а на руках держит сына. Мишатка — это все, что у него осталось и роднит с этими краями и с миром в целом.
 |
| Прощание Григория с семьей. Художник О. Верейский (часть 7 глава VIII) |
В этой статье представлено краткое содержание романа "Тихий Дон" Шолохова по частям и главам: краткий пересказ 7-ой части романа.
В 7-ой части романа происходят следующие события периода 1919-1920 гг.:
- Наталья узнает о том, что Григорий снова встречается с Аксиньей. После неудачного аборта Наталья умирает.
- Дарья Мелехова узнает, что больна сифилисом. Она кончает жизнь самоубийством.
- Старик Мелехов умирает от тифа во время отступления.
- Аксинья заболевает тифом.
- Григорий и другие казаки уходят в отступление и добираются до Новороссийска. Здесь их застают войска Красной Армии.
I
Лето 1919 г. Казаки-повстанцы живут в траншеях на левом берегу Дона, отбиваясь от Красной Армии. Степан Астахов узнает о том, что его жена Аксинья и Григорий снова встречаются. Когда Аксинья навещает Степана в его окопах, он не подает виду, что знает правду. Проведав мужа, Аксинья уходит назад к тетке.
II
В эту ночь полк красноармейцев тайно переправляются через Дон и совершают прорыв в войсках казаков, чтобы добраться к станице Вешенской. Дивизия Григория Мелехова разбивает красноармейцев.
III
В ходе боев казаки захватывают в плен около 800 красногвардейцев и держат их в конюшне. По приказу начальства казаки ведут пленных в станицу Казанскую. По пути казаки расправляются с большинством пленных. Оставшихся пленных конвой приводит в станицу Казанскую.
IV
Тем временем на хуторе Татарском Ильинична ухаживает за больной тифом Натальей. Та наконец поправляется. На хуторе появляются красногвардейцы, но в тот же день их вытесняют казаки. Когда красноармейцы уходят, с другого берега приплывает старик Мелехов, чтобы повидать семью.
V
10 июня 1919 г. "белая" Донская армия наносит сокрушительный удар и прорывает фронт Красной Армии.
VI
Части Красной Армии отступают. Дивизия Григория Мелехова переправляется через Дон и соединяются с "белым" Колмыцким полком в районе Ягодного (имения пана Листницкого). Пользуясь случаем, Григорий посещает Ягодное. Он узнает, что старик-пан успел уехать, что красноармейцы убили деда Сашку. Григорий помогает служанке Лукерье похоронить старика.
VII
В Вешенскую прибывает "белый" генерал Секретов. В честь него устраивается банкет, на котором присутствует Григорий. После банкета Григорий идет к Аксинье в дом ее тетки. Там он застает Степана. Степан догадывается, что здесь делает Григорий. Приходит Аксинья. Герои ужинают и мирно беседуют.
VIII
Ночью начальник требует Григория к себе. Прохор, помощник Григория, находит его у Аксиньи и просит явиться к начальству. Но Григорий едет не к начальнику, а домой на хутор Татарский. Дома он объявляет сестре Дуняше, что не допустит ее свадьбы с Мишкой Кошевым. Девушка настаивает на своем. В этот приезда Григорий особенно ласков с Натальей. Утром он прощается с семьей, и уезжает с особенно тяжелым сердцем.
IX
Григорий приезжает на хутор Хованский на совещание. Казаки обсуждают положение дел на фронте. После собрания Григорий ложится спать на улице и видит страшный сон про войну.
X
Григорий едет на совещание к генералу Фицхелаурову. Генерал сообщает, что повстанческая армия казаков с этого момента подчиняется "белой", Донской армии. Генерал приказывает Григорию вести свою дивизию в наступление. Григория возмущает властный тон генерала, и он отказывается выполнять приказ. Генерал возмущен своенравием Григория. Он обещает наказать его за непокорность.
XI
Казаки дивизии Григория сидят в окопах. Григорий не ведет их в бой за Усть-Медведицкую, как приказывал генерал. Григорий больше не видит смысла воевать. Утром войска генерала Фицхелаурова занимают станицу Усть-Медведицкую.
XII
Спустя 3 дня после отъезда Григория домой на хутор приезжает Митька Коршунов (брат Натальи Мелеховой). Он служит в карательном отряде Донской Армии. Митька узнает, что Мишка Кошевой убил его деда Гришаку и сжег дом. Митька мстит Мишке и расправляется с его семьей. На хутор проезжает командующий Донской армией, генерал Сидорин. Он награждает Дарью Мелехову и других казачек за борьбу против коммунистов (на самом деле Дарья жестоко расправилась с коммунистом Иваном Алексеевым, что нельзя считать подвигом (см. часть 6)). Дарье дают Георгиевский орден и 500 рублей.
XIII
В семье Мелеховых портятся отношения. Дуняша замыкается в себе. Наталья переживает об изменах мужа. Дарья после смерти мужа Петра ведет разгульную жизнь. Вскоре она выясняет, что у нее сифилис. Дарья признается в этом Наталье Мелеховой и говорит, что не хочет жить с этой болезнью.
XIV
Семья Мелеховых и другие жители хутора занимаются покосом. Больная сифилисом Дарья питается из отдельной посуды, чтобы никого не заразить. В доме все, кроме старика Мелехова, знают о "постыдной" болезни Дарьи. Злая Дарья признается Наталье, что это она помогла Аксинье устроить свидание с Григорием. Наталью ранит это признание.
XV
Донское войско и казаки-повстанцы соединяют свои силы. Они успешно преследуют Красную Армию, отступающую на север. Донская армия расформировывает полки повстанцев-казаков. Григория снимают с должности командира дивизии и дают в подчинение сотню казаков в другом полку. Григорий приезжает к своей новой сотне. Здесь он получает телеграмму о том, что дома случилось несчастье.
XVI
Наталья тяжело переживает слухи о том, что Григорий снова видится с Аксиньей. Наталья говорит с Аксиньей. Та признается, что действительно встречается с Григорием и что собирается бороться за него. Уставшая от обид Наталья больше не хочет жить с Григорием. Беременная Наталья делает аборт, который проходит неудачно. У Натальи открывается кровотечение. На следующий день она умирает.
XVII
Узнав о несчастии, Григорий скачет с фронта домой. Он приезжает на третий день после похорон Натальи. Чтобы заглушить горе, Григорий помогает отцу в поле.
XVIII
Григорий винит себя и Аксинью в смерти Натальи. Он проявляет все больше ласки к сыну Мишатке и дочери Полюшке. Григорий работает с отцом в поле 2 недели. В этот приезд Григорий видит Аксинью только мельком и мало говорят.
XIX
Григорий и его помощник Прохор едут из хутора на фронт. По пути они видят, как Донская армия разлагается, казаки едут в самовольные отпуска, пьянствуют и т.д. Подъезжая к Балашову, Григорий ночует с другими военными в деревне. С ним в доме ночует лейтенант английской армии Кемпбелл. Англичанин и его переводчик угощают Григория ужином. Григорий уходит спать.
XX
Донская армия оттесняет "красных" и выходит за пределы Донской области. Но казаки неохотно воюют за пределами родной земли. Когда бои с Красной Армией снова проходят на Донской земле, казаки ободряются.
XXI
Спустя 1,5 недели после отъезда Григория Дарья Мелехова кончает жизнь самоубийством: она топится в Дону. В конце августа происходит мобилизация казаков. На фронт забирают стариков и юношей, в том числе старика Мелехова. На фронте старик голодает и наконец сбегает домой, так как больше не хочет воевать. Вскоре на хутор приходит карательный отряд в поисках дезертиров. Они отыскивают старика Мелехова и везут его на суд.
XXII
14 дезертиров, в том числе старика Мелехова, судят за дезертирство. Узнав, что он является отцом Григория Мелехова, каратели не наказывают его физически, но лишают его чина урядника и отправляют в часть. Но старик снова сбегает домой на хутор. Тем временем Красная Армия приближается к Дону. Жители хуторов вывозят имущество и покидают дома. Старики Мелеховы грузят вещи в телегу и вместе с внуками уезжают с хутора.
XXIII
17 сентября 1919 г. силы Красной Армии походят к Дону. Обосновавшись на казачьих хуторах, красноармейцы не жгут дома и не обижают жителей. Казаки продолжают бороться с Красной Армией, но понимают, что долго не продержатся. В ноябре 1919 г. после серьезного поражения Добровольческая и Донская армии отступают на юг.
XXIV
Спустя 2.5 недели после эвакуации семья Мелеховых возвращается на хутор. Дома и постройки на хуторе сильно повреждены. Мелеховы и другие жители восстанавливают разрушенное, разыскивают свой скот. Старик Мелехов берет справку у знакомого фельдшера, что он якобы болен, и занимается хозяйством.
В октябре 1919 г. на хутор привозят убитых казаков, в том числе Христоню и Аникушку. Вскоре привозят больного тифом Григория.
XXV
Через месяц Григорий выздоравливает. В конце ноября он впервые поднимается с постели. 12 декабря 1919 г. казаки хутора, в том числе старик Мелехов, едут в отступление. Григорий тоже покидает хутор через Вешенскую. Он зовет Аксинью с собой. Та соглашается.
XXVI
Григорий, Аксинья, а также помощник Григория, Прохор, едут в отступление, спасаясь от Красной Армии. В пути они видят обозы с беженцами со всех северных станиц Дона. В дороге Аксинья заболевает. Григорий поручает больную Аксинью хозяину дома, где они остановились. Григорий отдает мужчине все свои деньги, чтобы тот ухаживал за больной.
XXVII
Григорий и Прохор едут дальше в отступление на Кубань. Григорий понимает, что война подходит к концу и что Красная Армия побеждает. Григорий и Прохор добираются до слободы Белая Глина на Ставрополье. Здесь они встречают жителей своего хутора. Григорий узнает, что вчера от тифа умер его отец, старик Мелехов. Старика хоронят. Вскоре у Григория тоже проявляется тиф. Больной Григорий решает ехать дальше в отступление, чтобы не попасть в плен Красной Армии.
XXVIII
Прохор везет больного Григория дальше в отступление. Они приезжают в Екатеринодар (сейчас Краснодар), где встречают знакомых казаков. Вскоре Григорий поправляется. В Новороссийске идет эвакуация войск и населения. Войска грузят на корабли. Григорий пытается попасть на корабль, но его не пускают. Григория злит то, что теперь казаки оказались не нужны. Григорий с товарищами остаются в городе.
XXIX
Не найдя способа выбраться из Новороссийска, Григорий и его товарищи-казаки живут здесь. Наконец в Новороссийск приходят войска вражеской, Красной Армии. Казаки понимают, что их ждет или плен, или гибель.
Конец 7-ой части.
Это было краткое содержание романа "Тихий Дон" Шолохова по частям и главам: краткий пересказ 7-ой части романа.
Читайте также:
