Петровы в гриппе и вокруг него книга

Екатерина Шульман: Мало того, там говорится: мол, мы хотели тебя в гроб положить ради смеха, то-то бы ты удивился, проснувшись. Непонятно, есть ли там вообще покойник.

ОП: Но покойник ли сам Петров? Это прямо нигде не утверждается.

ОП: Но возвращается-то он не домой, а к Нурлынисе [бывшая жена Петрова, с который тот продолжает жить, но на две квартиры, и воспитывает сына], которая тоже посланница Аида.

ЕШ: Это квартира самого Петрова, а она туда пришла. Он размышляет над тем, что бывшая жена тоже неплохо устроилась у него дома, у нее стоят всякие кремы и прочее, а у нее дома ни его зубной щетки, ни бритвы нет. То есть это квартира Петрова. Именно там жена стирает испачканную кровью одежду и розовая вода льется из машины. Она хотела убить человека, но не смогла. А ее убийственное томление разрешилось тем, что у нее пошла кровь носом.

ОП: Тем не менее человек, которого она хотела убить, все равно умер. Значит, она посланница ада, которая несет смерть.

ОП: Можно предположить, что Петров своему другу детства Сергею, убитому им же, устраивает посмертную жизнь. И в этой жизни у Петрова есть сын, который завершает те дела, что не завершил Петров. Например, хождение на елку в полном костюме, включая голову. И сын — это сам Петров.

ОП: Которого переехал трамвай. А Петров едет на троллейбусе, а где троллейбус — там трамвай рядом.

ЕШ: Вспомним, что именно в троллейбусе Маргарита слушает историю об украденной голове Берлиоза.

ОП: Вспомним, Нурлыниса, жена Петрова, предпочитает трамваи, а не троллейбусы.

ОП: Ага, а когда Петрова ведут на елку, то мать встречает подругу и рассказывает, что кто-то съел зеленые бананы. Вот еще одна сквозная тема: фактически можно сказать, что в каком-то смысле этот мальчик с сумасшедшей — тот же Петров.

ОП: Не исключено. Но тогда получается: хронотоп таков, что все происходящее в середине романа происходит на самом деле во сне Петрова в катафалке. В том числе и разговор с Игорем, и елка.

ОП: И мы имеем библейские мотивы, потому что Петров встает из мертвых, как Христос. И вообще здесь есть мотив взаимоотношения язычества и христианства как чего-то одного и того же, о котором упоминает в беседе Виктор.

ОП: Петров — это Мастер, писатель, который отказался от писательства. Аид ему говорит: ты — писатель, но ты побоялся открыть в себе дар. И потому должен пройти через мытарства, после которых произойдет рождение писателя.

ЕШ: Он притворился автослесарем, чтобы испытать неудачу, как Сергей. Для того, чтобы не быть ужасным Сергеем, у которого ничего не получилось, он от себя отрекается, как Мастер отрекается от романа. Буду не писателем — буду автослесарем.

ЕШ: Да, Петров возмущается тем, что он там выведен моральным уродом. Да и вообще весь роман Сергея проникнут презрением к обычным людям.

ОП: Точно, Сергей — это та часть Петрова, которая презирает людей. Он писатель, который отделен от мира людей.

ЕШ: А Петров-автослесарь — он антиписатель и, наоборот, очень добрый человек, который жалеет людей, все время им сочувствует, хочет помочь, наделен эмпатией. Потому-то он постоянно внутренне сжимается от неловкости.

ОП: Я думаю, в этой своей писательской ипостаси Петров очень деструктивен, он думает о смертях, каких-то убийствах, разврате. Он находится во власти бессознательного, которое порождает страшную хтонь. Для того, чтобы стать писателем, ему нужно избавиться от сырого бессознательного.

ЕШ: Ему нужно научиться сочувствовать реальности, людям и тому, что с ними происходит.

ОП: Когда он видит себя со стороны, видит маленького Петрова, он понимает, что умер, его тут же пронзает любовь и облегчение, что он жив. То есть вот это освобождение тоже катарсис, который ему нужно пережить, потому что он играет в своих романах со смертью.

ЕШ: Хорошо, но пережив этот катарсис, он, видимо, достигает своей творческой полноты и может написать роман про Петровых в гриппе. И за это его отпускают из царства мертвых?

ОП: Да.

ЕШ: Или сумасшедшая, бешеная сварливая мать, которая тоже хороша. Единственная симпатичная женщина в книге — аптекарша, к которой Петров проникается сочувствием. Почему? Потому что она тоже болеет. Он покупает у нее лекарства, и дальше сказано напрямую, что им стало хорошо от разговора. Потом она поздравила его с наступающим, и он, кланяясь, вышел из аптеки. Лекарства — это особый мотив в романе.

ОП: Тут нет никаких сомнений. Я думаю, что перед нами внутренний мир шизоидного травмированного ума, который окружен страхами, деструктивными побуждениями к убийству всего того, что несправедливо, плохо и портит мир.

ЕШ: Все верно, в нем Немезида убивает плохих людей. Вернее, тех, кого она сочла плохими. Как нам представляют жену Петрова? Когда в разговоре с шофером катафалка выясняется, что один из его коллег-похоронщиков — писатель и ходит много лет в кружок в библиотеке, Петров говорит, что у него там жена работает. И эта жена говорит, что ей так жалко всех этих людей, которые там собираются, что хочется закрыть их в библиотеке и поджечь, чтобы не мучились.

ОП: Мотив жалости, рождающий деструктивное стремление. Это очень характерная для шизоида вещь: стремление разрушить то, что вызывает сильный эмоциональный отклик, потому что невозможно вынести несовершенство мира, в котором все так уязвимо. Вспомним еще, что Петров выколол глаза на своих фотографиях. А когда его спрашивают, зачем он это сделал, то он не может понять, что тут не так. Ведь если это его фотографии, то почему он не может вырезать глаза на них. А это совершенно эдипов мотив.

ЕШ: Но если он Эдип, то он должен был убить отца. А какого отца он убил?

ОП: Желание убить отца у него может быть символическим. Возможно, отцовской фигурой для него становится Виктор. Но вообще это совершенно юнгианская история: тень, взаимоотношения с ней, интеграция с разрушительной тенью.

ЕШ: А кто здесь юнгианская тень Петрова?

ОП: Тень — это Сергей. Интересно, что в юнгианской концепции тень всегда одного с тобою пола, а анима [женская часть психики мужчины у Юнга] — противоположного. Потому какую-то часть своего сознания Петров отдает своей аниме — Петровой.

ЕШ: Он отдает ей всю свою агрессию. Сам он настолько лишен агрессии, что не в состоянии сопротивляться тому, что с ним делают. И это тоже наводит на мысль, что он покойник на протяжении всего повествования.

  • ЖАНРЫ 360
  • АВТОРЫ 259 421
  • КНИГИ 596 831
  • СЕРИИ 22 347
  • ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 559 115

Петровы в гриппе и вокруг него

Посвящается моей жене

Артюхин Игорь Дмитриевич

Стоило только Петрову поехать на троллейбусе, и почти сразу же возникали безумцы и начинали приставать к Петрову. Был только один, который не приставал, – тихий пухленький выбритый старичок, похожий на обиженного ребенка. Но когда Петров видел этого старичка, ему самому хотелось подняться со своего места и обидеть старичка еще больше. Вот такое вот его обуревало дикое, ничем не объяснимое чувство, тесная совокупность мохнатых каких-то дарвиновых сил с достоевщиной. Старичок, замечая на себе внимательный взгляд Петрова, робко отворачивался.

Но сей дедуля являлся, так сказать, постоянным сумасшедшим, его Петров встречал то и дело едва ли не с детства, даже вне общественного транспорта. Другие сумасшедшие вторгались в жизнь Петрова только по разу, будто единожды за тридцать лет вырвавшись с восьмого километра Сибирского тракта, спешили на третий троллейбус, чтобы сказать Петрову пару ласковых – и пропасть навсегда.

Была старушка, уступавшая Петрову место на том основании, что он, Петров, инвалид и у него деревянные ноги и руки и рак (рак не деревянный, просто рак). Был дядька, похожий на кузнеца из советских кинофильмов, т. е. здоровенный дядька с таким голосом, от которого вся жесть троллейбуса, казалось, начинала вибрировать. Похожим образом вибрирует полупустая открытая бутылка, если мимо проезжает грузовик. Дядька, одним своим боком прижав Петрова к стенке, читал пожилой кондукторше стихи, поскольку оказалось, что под ватником, пахнущим металлической стружкой, бензином и солярой, таится нежное сердце поэта.

Кондуктор, улыбаясь кроткой улыбкой, слушала.

Много раз к Петрову подсаживались люди не сказать что совсем уж пожилые, чтобы можно было заподозрить каждого из них по крайней мере в маразме, знакомились и принимались нести ахинею про золото партии, про бесплатные путевки в санаторий, которые давали когда-то каждый год, и про то, что всех, кто сейчас находится у власти, надо ставить к стенке. Как только кто-нибудь из безумцев упоминал эту пресловутую стенку, Петрову почему-то представлялись стоящие в ожидании расстрела Путин и Россель. Воображение рисовало их такими же, как они появлялись на телеэкране: Россель весело улыбался, Путин был серьезен, но с этакой иронией в глазах.

Однажды на виду у Петрова едва ли не врукопашную сошлись два пенсионера. Спорили они за одно и то же, даже политические платформы каждого из них не сильно разнились, но тем не менее они ссорились, Петров уже заподозрил дурное, поскольку пенсионеры сходились и в том, что Ельцина убрал Березовский, и что таджиков много, и что раньше была настоящая дружба народов, а теперь одни евреи, и что на Нобелевскую премию Евтушенко выдвигают лишь за то, что он осуждает холокост. Такой взгляд на происходящее несколько ломал представление Петрова о всякой логике, и он почувствовал, что сам сходит с ума, как двое этих стариков, пытаясь понять, почему они кричат друг на друга. Все это как будто бы могло нехорошо кончиться, но тут наступила конечная, старички вышли и медленно разошлись в разные стороны, спокойные и отстраненные от всего, как до спора, так и не выяснив, при ком был самый сахар: при Брежневе или при Брежневе.

И в этот раз, гриппуя и сам чувствуя некоторую измененность сознания, Петров стоя колыхался на задней площадке троллейбуса, держась за верхний поручень. Народу было немного, но сидячих мест не было, а водитель на каждой остановке одинаково шутил:

– Осторожно, двери не закрываются.

Старичок поблагодарил и сел.

– А вот сколько тебе лет? – потерпев какое-то время, поинтересовался старичок у девочки.

– Девять, – сказала девочка и нервно громыхнула ранцем за плечами.

– А ты знаешь, что в Индии и в Афганистане девочки с семи лет могут замуж выходить?

Петров решил, что бредит или же ослышался, – он посмотрел на старичка, тот продолжал шевелить губами и издавать звуки.

– Вот представляешь, ты бы уже два года замужем была, – старичок лукаво сощурился, – два года бы уже с мужем трахалась вовсю, а может быть, даже изменяла бы ему. Все вы, сучки, одинаковые, – закончил он, с той же доброй улыбкой и лукавым прищуром гладя ее по ранцу.

– Горького, – объявил водитель и открыл двери. Старичок хотел продолжить, но тут бледный худенький паренек лет, может быть, семнадцати, сидевший со старичком по соседству, на одном с ним сиденье, как бы очнулся от разглядывания окрестностей сквозь процарапанный оконный иней, повернулся к старичку, снял с него очки и дал ему по физиономии, внезапно, но так как-то даже обыденно, не слишком даже сильно. К ногам Петрова, как шайба, выкатилась старикова вставная челюсть.

– Ах ты… – возмутился старичок, – да я за тебя пятнадцать лет в Анголе…

– Осторожно, двери не закрываются, – предупредил водитель.

– Раньше таких людей за блаженных считали, – назидательно сказал за спиною Петрова старушечий голос, – уважали, ходили к ним специально, а сейчас вот оно как.

– Пенсионное, – продолжал голос, – а сейчас вон что по телевизору показывают, а слово человеку сказать не дают.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:


  • 100
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5

Петровы в гриппе и вокруг него: краткое содержание, описание и аннотация

Алексей Сальников: другие книги автора

Кто написал Петровы в гриппе и вокруг него? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

















Петровы в гриппе и вокруг него — читать онлайн ознакомительный отрывок

Петровы в гриппе и вокруг него

Посвящается моей жене

Артюхин Игорь Дмитриевич

Стоило только Петрову поехать на троллейбусе, и почти сразу же возникали безумцы и начинали приставать к Петрову. Был только один, который не приставал, – тихий пухленький выбритый старичок, похожий на обиженного ребенка. Но когда Петров видел этого старичка, ему самому хотелось подняться со своего места и обидеть старичка еще больше. Вот такое вот его обуревало дикое, ничем не объяснимое чувство, тесная совокупность мохнатых каких-то дарвиновых сил с достоевщиной. Старичок, замечая на себе внимательный взгляд Петрова, робко отворачивался.

Но сей дедуля являлся, так сказать, постоянным сумасшедшим, его Петров встречал то и дело едва ли не с детства, даже вне общественного транспорта. Другие сумасшедшие вторгались в жизнь Петрова только по разу, будто единожды за тридцать лет вырвавшись с восьмого километра Сибирского тракта, спешили на третий троллейбус, чтобы сказать Петрову пару ласковых – и пропасть навсегда.

Была старушка, уступавшая Петрову место на том основании, что он, Петров, инвалид и у него деревянные ноги и руки и рак (рак не деревянный, просто рак). Был дядька, похожий на кузнеца из советских кинофильмов, т. е. здоровенный дядька с таким голосом, от которого вся жесть троллейбуса, казалось, начинала вибрировать. Похожим образом вибрирует полупустая открытая бутылка, если мимо проезжает грузовик. Дядька, одним своим боком прижав Петрова к стенке, читал пожилой кондукторше стихи, поскольку оказалось, что под ватником, пахнущим металлической стружкой, бензином и солярой, таится нежное сердце поэта.

Кондуктор, улыбаясь кроткой улыбкой, слушала.

Много раз к Петрову подсаживались люди не сказать что совсем уж пожилые, чтобы можно было заподозрить каждого из них по крайней мере в маразме, знакомились и принимались нести ахинею про золото партии, про бесплатные путевки в санаторий, которые давали когда-то каждый год, и про то, что всех, кто сейчас находится у власти, надо ставить к стенке. Как только кто-нибудь из безумцев упоминал эту пресловутую стенку, Петрову почему-то представлялись стоящие в ожидании расстрела Путин и Россель. Воображение рисовало их такими же, как они появлялись на телеэкране: Россель весело улыбался, Путин был серьезен, но с этакой иронией в глазах.

Однажды на виду у Петрова едва ли не врукопашную сошлись два пенсионера. Спорили они за одно и то же, даже политические платформы каждого из них не сильно разнились, но тем не менее они ссорились, Петров уже заподозрил дурное, поскольку пенсионеры сходились и в том, что Ельцина убрал Березовский, и что таджиков много, и что раньше была настоящая дружба народов, а теперь одни евреи, и что на Нобелевскую премию Евтушенко выдвигают лишь за то, что он осуждает холокост. Такой взгляд на происходящее несколько ломал представление Петрова о всякой логике, и он почувствовал, что сам сходит с ума, как двое этих стариков, пытаясь понять, почему они кричат друг на друга. Все это как будто бы могло нехорошо кончиться, но тут наступила конечная, старички вышли и медленно разошлись в разные стороны, спокойные и отстраненные от всего, как до спора, так и не выяснив, при ком был самый сахар: при Брежневе или при Брежневе.

И в этот раз, гриппуя и сам чувствуя некоторую измененность сознания, Петров стоя колыхался на задней площадке троллейбуса, держась за верхний поручень. Народу было немного, но сидячих мест не было, а водитель на каждой остановке одинаково шутил:

– Осторожно, двери не закрываются.

Старичок поблагодарил и сел.

– А вот сколько тебе лет? – потерпев какое-то время, поинтересовался старичок у девочки.

Николай Александров о романе Алексея Сальникова


Автомеханик Петров с утра почувствовал себя плохо. Принял лекарство от кашля, в котором был такой спиртовой дух, что ехать на машине стало невозможно. Пришлось пользоваться общественным транспортом. По дороге с работы Петров встретил знакомого Игоря Дмитриевича Артюхова. Артюхов ехал в автокатафалке рядом шофером. Как ни сопротивлялся Петров, пришлось составить компанию Игорю. И пить тоже пришлось. Сначала в машине, затем у некоего философа Виктора Михайловича, к которому они приехали уже на такси. Очнулся Петров пристегнутым на переднем сиденье все того же катафалка и увидел, что Виктор Михайлович и Игорь Дмитриевич говорят с двумя милиционерами. Петров потихоньку вышел и ретировался. Уже совсем больной. Придя домой, он обнаружил свою бывшую жену Петрову (они живут раздельно, но все же продолжают встречаться время от времени), уходящего врача и сына Петрова-младшего, заболевшего гриппом.

В то самое время, когда начинаются приключения Петрова, его жена дежурит в библиотеке и ждет окончания заседания литературного кружка. (Кстати, библиотеку в своих странствиях Петров проезжает и о литературном кружке вспоминает.) Затем Петрова идет домой и готовит сыну ужин. Она шинкует овощи, и тут Петров-младший, который имеет привычку утаскивать кусочки еды во время стряпни, неосторожно протягивает руку и попадает под нож. Порез оказался несильным, но вид крови производит странное действие на Петрову. Она едва удерживается от того, чтобы сына не убить, прячет от себя нож и ножницы. Но все-таки чуть придушивает Петрова-младшего двумя пальцами.

Между главами, посвященными Петрову и Петровой, помещена интермедия. Рассказ о том, как маленький Петров-старший ходил на елку. Чувства, реакции, мировосприятие, сам поход на елку в клуб и все обстоятельства этого похода описаны очень подробно. С сюжетной же точки зрения важен один эпизод. Петров запомнил Снегурочку. Когда дети стали водить хоровод вокруг елки, Снегурочка взяла Петрова за руку, и рука ее была очень холодной.

Еще одна интермедия-ретроспекция отделяет главы о Петровой от главы, посвященной заболевшему Петрову-младшему: он, кстати, должен идти на елку, но у него очень высокая температура. Петровы волнуются. Грипп все же удается победить, и на следующий день Петров-сын и Петров-отец отправляются на новогодний праздник.

Две последние главы дают разрешение побочной и явно второстепенной сюжетной линии, связанной с Игорем и катафалком. Автору все-таки нужно заполнить лакуну и хотя бы как-то объяснить, зачем Артюхову понадобился катафалк и почему Петров очнулся в нем, пристегнутый на переднем сиденье. Сальников дает три разные версии: одну излагает жена Артюхова, другую — сам Артюхов, третья, совершенно фантастическая, об ожившем мертвеце, звучит по радио. И все они, включая последнюю, совершенно равносильны, то есть абсолютно не важны.

Ну и, кроме того, мы узнаем, что Игорь Дмитриевич Артюхов испытывает к Петрову-старшему особую благодарность. То есть не просто как сосед по даче. Он не может иметь детей. Но однажды случилось волшебное исключение. У Артюхова был роман со Снегурочкой, которую маленький Петров-старший встретил на елке. Снегурочка забеременела. И сделала бы аборт. Но вмешалась горячая рука маленького Петрова-старшего (вероятно, он тоже тогда заболевал гриппом). В том самом хороводе вокруг елки.

Это лишь некоторые примеры. Но, с другой стороны, ведь и мир, на который смотрит Петров, — одна сплошная неловкость. Если не сказать ошибка.

Что мы узнаем об автомеханике Петрове из романа?

Что ему 27 лет. Что он не только работает в гараже, но еще рисует комиксы. Вполне бескорыстно, без надежды на публикацию, но с истинной серьезностью профессионала. Что комиксы эти нравятся Петровой и Петрову-младшему.

Никакой Петровой нет — это выдумка Петрова и часть его самого. Это фантом, его раздражение, вытесненное в литературу. Не вполне азиатская внешность Петрова гротескно воплотилась в жену Нурлынису Фатхиахметовну. Чем не персонаж для комикса?

Алексей Сальников. Петровы в гриппе и вокруг него. — М.: АСТ; Редакция Елены Шубиной, 2018. 411 с.

Алексей Сальников. Петровы в гриппе и вокруг него. Ч2

Петров, в целом, был человеком вялого темперамента. По большому счету он никого не любил, разве что сына. Сын с удовольствием читал комиксы, которые рисовал Петров. Один комикс ему особенно нравился: про мальчика, который в последний момент был выдернут инопланетянами из-под колес автомобиля и отправлен в другой мир. Там мальчик пережил множество приключений, но комикс не был окончен. Петров планировал сделать такой конец, что инопланетяне вернули мальчика обратно на Землю именно в тот момент, из которого его изъяли – опять под колеса автомобиля.

Петров понял, что это – жена Игоря, и обиделся, что над ним, пьяным, так подшутили, а он и забыл. Тут он заметил, что Игорь сидит в джипе, припаркованном рядом с театром, и зовет Петрова к себе.

Потом вернулся сын. По дороге Петров спросил у сына, придет ли к ним его друг. Мальчик сказал, что нет, его мать испугается, что сын заразится гриппом и не пустит, она же – настоящий Цербер. И тут Петров вдруг ясно вспомнил, как Игорь говорил шоферу катафалка, что никакого покойника у него в гробу нет, как Цербер приводил душу умершего к телу, где тело оживало и уходило домой.

Петров стряхнул с себя эти воспоминания, как бред, а зря. Если бы он включил радио, то услышал бы про удивительный случай, как у одной семьи вначале пропало тело покойного, а потом он сам пришел домой. Он бы услышал интервью с шофером катафалка и с милиционерами, которые были всему этому свидетелями.

В последней главе романа мы опять возвращаемся на ту елку под Новый 1980 год, где маленький Петров встретился с "настоящей" Снегурочкой.
Только рассказывать об этом теперь будет сама Снегурочка. Ее звали Мариной, и она училась в свердловском Инязе. В вуз поступила по спортивной квоте - хорошо бегала на лыжах.
На елку ее позвал приятель, предложил подработать.

У Марины была тайна. Она давали частные уроки одному 17-ленему школьнику, Игорю. Это был очень странный юноша: было похоже, что он знает английский лучше нее, потому как еле сдерживал смех, слушая ее объяснения, но он оплачивал уроки; Марина ни разу не видела его родителей; иногда казалось. что ему не 17, а 45 лет. От всех этих загадок Марине было сильно не по себе, и кончилось тем, что она стала спать с Игорем.

В декабре Марина поняла, что беременна. Она собиралась потихоньку сделать аборт и не думала выходить замуж за Игоря: ей казалось, что так она испортит ему жизнь. Марина постоянно боялась, что к ней придет мать Игоря и спросит с нее за совращение несовершеннолетнего.

В ДК Марина захотела позвонить домой, в Невьянск. Она пробралась в пустой кабинет директора и стала звонить. Мать ей рассказала, что младший брат совсем сошел с ума: она послала его за анальгином, а он купил на 6 рублей аспирина.

Мать Марины была пьющей уборщицей, а брат очень много читал, и над ним все смеялись.

Когда Марина кончила говорить и повернулась к двери, то заметила, что за ней с негодованием наблюдает какая-то женщина с маленьким ребенком. Мальчик был похож на Игоря, и она очень испугалась: думала, что это пришла его мать. Но оказалось, что женщина – скандалистка, которая чего-то хотела добиться от директора ДК (карнавального костюма для Петрова).

Это конец романа. Мы знаем, что Марина не сделала аборт, родила сына и уехала в Австралию (то есть, по отношению к нам, она живет под землей). Наверное, она пропустила срок аборта, потому что заразилась от Петрова ОРВИ. За это АИД-Игорь и благодарен ему. Он развлекает его, спасает и даже подогнал жену из Тартара – Эринию.

Про Аида не так много мифов. Он украл свою жену Персефону, но были у него и другие увлечения. Так до Персефоны он любил морскую нимфу (А имя Марина означает "морская"). Когда она умерла, он превратил ее в белый тополь.

Аид не только царь мертвых. В некоторых мифах он еще и бог-трикстер, подобный Гермесу.

В классической мифологии Аид бездетен. И у Персефоны нет детей. Но в греческом словаре византийского периода Суде (X век) есть упоминание дочери Аида. Эту дочь зовут Макария, Суда упоминает ее как богиню блаженной смерти. Ее мать, вероятно, Персефона, хотя Суда об этом не сообщает. Согласно более древним мифам у Персефоны был сын от Зевса по имени Загрей – бог-охотник.
Но, возможно, Сальников пользовался еще какими-то мифами.

Но все же, почему именно Аид – дух Свердловской области? Может быть потому, что автор описывает ее как бесплодное скучное однообразное пространство? В Средние века тартаром стали называть наиболее заброшенные и удалённые уголки земли. Во времена поздней античности Тартар представлялся пространством плотного холода и тьмы. Чем не Свердловская область?
Позднее в европейской картографии Тартар связали с Тартарией — северной Азией.
Разве не в аду живут все персонажи романа? Это странные люди, не знающие любви, но готовые всех ненавидеть. Самые лучшие из те, кто равнодушны.

Читая "Петровых", обнаруживаешь сходство с самыми разными произведениями. То, что древние боги живут среди нас, напоминает "Американских богов" Геймана; то, что кто-то случайно заразил беременную женщину инфекционным заболеванием, определив этим ее судьбу, похоже на "Зеркало треснуло" Агаты Кристи. Про сходство Петровой с героинями комиксов пишет сам автор.

Кроме основного сюжета, в романе много бытовых подробностей и точных наблюдений. Я бы сказала, что сюжет - это небольшой скелетик, который находится внутри большого тела. Подробности по-своему интересны.

Так можно цитировать очень долго, но лучше читайте сами.

В верхнее тематическое оглавление
Тематическое оглавление (Рецензии и ругань)


Кол-во страниц: 98

Поделиться в соц.сетях:

Петровы в гриппе и вокруг него - Сальников Алексей Львович краткое содержание

Петровы в гриппе и вокруг него читать онлайн бесплатно

Глава 1. Артюхин Игорь Дмитриевич

Стоило только Петрову поехать на троллейбусе, и почти сразу же возникали безумцы и начинали приставать к Петрову. Был только один, который не приставал – тихий пухленький выбритый старичок, похожий на обиженного ребенка. Но когда Петров видел этого старичка, ему самому хотелось подняться со своего места и обидеть старичка еще больше. Вот такое вот его обуревало дикое, ничем не объяснимое чувство, тесная совокупность мохнатых каких-то дарвиновых сил с достоевщиной. Старичок, замечая на себе внимательный взгляд Петрова, робко отворачивался.

Но сей дедуля являлся, так сказать, постоянным сумасшедшим, его Петров встречал то и дело едва ли ни с детства, даже вне общественного транспорта. Другие сумасшедшие врывались в жизнь Петрова только по разу, будто единожды за тридцать лет вырвавшись с восьмого километра Сибирского тракта, спешили на третий троллейбус, чтобы сказать Петрову пару ласковых – и пропасть навсегда.

Была старушка, уступавшая Петрову место на том основании, что он – Петров – инвалид и у него деревянные ноги и руки и рак (рак не деревянный, просто рак). Был дядька, похожий на кузнеца из советских кинофильмов, т.е. здоровенный дядька с таким голосом, от которого вся жесть троллейбуса, казалось, начинала вибрировать. Похожим образом вибрирует полупустая открытая бутылка, если мимо проезжает грузовик. Дядька, одним своим боком прижав Петрова к стенке, читал пожилой кондукторше стихи, поскольку оказалось, что под ватником, пахнущим металлической стружкой, бензином и солярой, таится нежное сердце поэта.

Кондуктор, улыбаясь кроткой улыбкой, слушала.

Много раз к Петрову подсаживались люди не сказать что совсем уж пожилые, чтобы можно было заподозрить, по крайней мере, каждого из них в маразме, знакомились и принимались нести ахинею про золото партии, про бесплатные путевки в санаторий, которые давали когда-то каждый год, и про то, что всех, кто сейчас находится у власти, надо ставить к стенке. Как только кто-нибудь из безумцев упоминал эту пресловутую стенку, Петрову почему-то представлялись стоящие в ожидании расстрела Путин и Россель. Воображение рисовало их такими же, как они появлялись на телеэкране: Россель весело улыбался, Путин был серьезен, но с этакой иронией в глазах.

Однажды на виду у Петрова едва ли не в рукопашную сошлись два пенсионера. Спорили они за одно и то же, даже политическая платформа каждого из них не сильно разнилась, но тем не менее они ссорились, Петров уже заподозрил дурное, поскольку пенсионеры сходились и в том, что Ельцина убрал Березовский, и что таджиков много, и что раньше была настоящая дружба народов, а теперь одни евреи, и что на Нобелевскую премию Евтушенко выдвигают лишь за то, что он осуждает холокост. Такой взгляд на происходящее несколько ломал представление Петрова о всякой логике, и он почувствовал, что сам сходит с ума, как двое этих стариков, пытаясь понять, почему они кричат друг на друга. Все это как будто бы могло нехорошо кончиться, но тут наступила конечная, старички вышли и медленно разошлись в разные стороны, спокойные и отстраненные от всего, как до спора, так и не выяснив, при ком был самый сахар: при Брежневе или при Брежневе.

И в этот раз, гриппуя и сам чувствуя некоторую измененность сознания, Петров стоя колыхался на задней площадке троллейбуса, держась за верхний поручень. Народу было немного, но сидячих мест не было, а водитель на каждой остановке одинаково шутил:

– Осторожно, двери не закрываются.

Старичок поблагодарил и сел.

– А вот сколько тебе лет? – потерпев какое-то время, поинтересовался старичок у девочки.

– Девять, – сказала девочка и нервно громыхнула ранцем за плечами.

– А ты знаешь, что в Индии и в Афганистане девочки с семи лет могут замуж выходить?

Петров решил, что бредит или же ослышался, он посмотрел на старичка, тот продолжал шевелить губами и издавать звуки.

– Вот представляешь, ты бы уже два года замужем была, – старичок лукаво сощурился, – два года бы уже с мужем трахалась вовсю, а может быть, даже изменяла бы ему. Все вы, сучки, одинаковые, – закончил он, с той же доброй улыбкой и лукавым прищуром гладя ее по ранцу.

– Горького, – объявил водитель и открыл двери. Старичок хотел продолжить, но тут бледный худенький паренек, лет, может быть, семнадцати, сидевший со старичком по соседству, на одном с ним сиденье, как бы очнулся от разглядывания окрестностей сквозь процарапанный оконный иней, повернулся к старичку, снял с него очки и дал ему по физиономии, внезапно, но так как-то даже обыденно, не слишком даже сильно. К ногам Петрова, как шайба, выкатилась старикова вставная челюсть.

– Ах, ты. – возмутился старичок, – да я за тебя пятнадцать лет в Анголе.

– Осторожно, двери не закрываются, – предупредил водитель.

Сальников Алексей Львович читать все книги автора по порядку

Отзывы читателей о книге Петровы в гриппе и вокруг него, автор: Сальников Алексей Львович. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.

Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв или расскажите друзьям.

Читайте также:

Пожалуйста, не занимайтесь самолечением!
При симпотмах заболевания - обратитесь к врачу.