Холодный апрель горячие сны и вирусы новых нот в крови

Нам нужно лететь.

Рука на плече. Печать на крыле.
В казарме проблем - банный день.
Промокла тетрадь.
Я знаю, зачем иду по земле,
Мне будет легко улетать.

Без трех минут бал - восковых фигур.
Без четверти смерть.
С семи драных шкур - шерсти клок.
Как хочется жить! Не меньше, чем (c)петь.
Свяжи мою нить в узелок.

Холодный апрель. Горячие сны.
И вирусы новых нот в крови.
И каждая цель ближайшей войны
Смеется и ждет любви.

Наш лечащий врач согреет солнечный шприц
И иглы лучей опять найдут нашу кровь.
Не надо, не плачь. Сиди (Лежи) и смотри,
Как горлом идет любовь.

Лови ее ртом. Стаканы тесны.
Торпедный аккорд - до дна!
Рекламный плакат последней весны
Качает квадрат окна.

Дырявый висок. Слепая орда.
Пойми, никогда не поздно снимать броню.
Целуя кусок трофейного льда
Я молча иду к огню.

Мы - выродки крыс. Мы - пасынки птиц.
И каждый на треть - (до сих пор) патрон.
Лежи и смотри, как ядерный принц
Несет свою плеть на трон.

Не плачь, не жалей. Кого нам жалеть?
Ведь ты, как и я, сирота.
Ну что ты? Смелей. Нам нужно лететь!
А ну, от винта! Все от винта!

Внимательно присматриваясь к тексту анализируемого стихотворения, мы сразу
замечаем его странный, авторский синтаксис, идущий нередко
вразрез с грамматическими правилами. Обращает на себя внимание обилие
односоставных назывных предложений типа "Рука на
плече.", "Печать на крыле.", "Холодный апрель.", "Горячие сны.", "Дырявый
висок." и др. Это создает некоторое впечатление
разорванности текста и, в силу этого, "Все от винта!", именно как стихотворение,
воспринимается с трудом.

Но если вспомнить, что любое произведение А. Башлачева нельзя однозначно назвать
ни стихотворением, ни песней,
то слуховое восприятие заметно облегчается. Это скорее слова, положенные на
аккорды (даже не на музыку, ибо она
достаточно бедна).

Кроме упомянутой нецельности текста, односоставные назывные предложения
выполняют еще минимум две смысловые функции.

Первая подчеркивает рваный ритм произнесения, что наводит нас на мысль о крайней
степени тяжести его воспроизведения
как в виде песни, так и в виде стиха. При этом следует вспомнить воспоминания
близких поэта о том, насколько тщательно
тот работал над каждой строфой, строкой, словом. У Башлачева практически не
встречается случайных фраз,
"подогнанных" рифм, нелепых высказываний - все выверено и проверено не один раз.
А.Житинский, говоря о творчестве
поэта, писал, что "для большинства поэтов Слово - лишь средство, доносящее до
читателя смысл стиха. У Башлачева оно
само стало смыслом." Поэтому открыто, правдиво облекая каждое желаемое выразить
чувство в Слово, самому Башлачеву
оказывалось необыкновенно трудно это самое Слово высказать.

Вторая функция односоставных предложений восходит к рок'н'ролльным текстам
преимущественно русского андерграунда.
Если вспомнить песни двух основных деятелей этого направления периода 70-80-х
годов - Я. Дягилеву и Е. Летова с их
намеренно асемантичными произведениями, несущими не информативную нагрузку, а
порождающими в сознании слушателя некие
своеобычные ассоциативные ряды и параллели, то появление подобной структуры в
башлачевском стихотворении нас не удивит.

На протяжении восьми строф пять раз встречается, как смысловое усиление,
восклицательный знак, восемь раз - знак тире.
Это создает у читателя, еще не слышавшего авторское исполнение песни,
впечатление крайнего надрыва, огромной сложности
высказывания поэтом наболевшего и тревожащего его.

Как уже было сказано, стихотворение "Все от винта!" являет собой квинтэссенцию
творчества А.Башлачева и построено по
типу подсознательного диалога поэта и слушателя. На его материале мы можем
увидеть переосмысление неоднократно поднимаемой
в русской поэзии темы, достаточно вспомнить творчество Пушкина, Лермонтова,
Некрасова, Маяковского. Перед нами слово
"поэта к гражданину" конца двадцатого столетия. Также необходимо отметить, что
суицидальный мотив, проходящий красной
нитью через все творчество поэта, в данном стихотворении максимально
актуализируется.

Теперь перейдем к построфному разбору стихотворения, выделяя его основные
подтемы.

Первая строфа, особенно ее первые две строки, на наш взгляд, достаточно сложны и
неоднозначны для понимания.
С одной стороны, символ руки, положенной на плечо, означает поддержку, помощь
друга в трудную минуту. Но следующая
же фраза опровергает такое предположение: "Печать на крыле." Наиболее подходящим
лексическим значением слова "печать"
в данном контексте является значение наложения запрета на что-либо, значение
ограничения. Кроме того, в этом
словосочетании мы наблюдаем семантику мечености, заклейменности. Таким образом,
выражение "печать на крыле" выражает
собой запрет на полет, а мотив полета, крыла, ветра в поэтической системе
Башлачева означает стремление к свободе, освобождение от запретов и границ.

"Да не поднять крыла
Да коли песня зла. ";

". когда мы поем, поднимается ветер. ";

". ветреной ночью я снова сорвусь с ума. ";

"Улететь бы куда белой цаплею! -
Обожжено крыло."

Итак, в первой строке стихотворения мы отчетливо видим наложенный кем-то запрет
на "полет". Отметим, что в этом контексте
слово "полет" имеет значение "освобождения" от жизни, и в дальнейшем мы увидим,
что танатологический и суицидальный
аспект в тексте занимает далеко не последнее место.

Вторая строка представляется на первый взгляд странной и не совсем понятной. "В
казарме проблем - банный день. Промокла
тетрадь." Попробуем для "расшифровки" этих двух предложений и их взаимной
соотнесенности рассмотреть входящие в их состав
слова и словосочетания, абстрагируясь от контекста.

Для того, чтобы понять выражение "банный день", необходимо обратиться к
В.Высоцкому, творчество которого Башлачев
прекрасно знал и которого, по воспоминаниям, почитал как величайшего поэта:

"Все пороки, грехи и печали,
Равнодушье, согласье и спор -
Пар, который вот только наддали,
Вышибает, как пули, из пор.

Не стремись прежде времени к душу,
Не равняй с очищеньем мытье, -
Нужно выпороть веником душу,
Нужно выпарить смрад из нее."

"Баллада о бане", 1971

Несомненно, Башлачев был знаком с этими строками и, вслед за Высоцким, вкладывал
в словосочетание "банный день" именно
смысл духовного очищения. Баня здесь выступает как символ освобождения,
перерождения и выражение
"В казарме проблем - банный день" означает полную свободу поэта от "проблем"
окружающей его действительности,
отрешение от происходящего вокруг. Все это осталось в прошлом, человек готов к
принятию смерти. Подтверждает эту мысль
и следующее предложение, сопряженное с первым в одной строке: "Промокла
тетрадь". На наш взгляд, объяснение этого
словосочетания может быть двойственным, но и то, и другое толкование
подтверждает мысль о готовности к смерти.
Первое - предположение о том, что все, что было необходимо, уже высказано и
написано, второе - о том,
что "сегодня" не день поэзии, "сегодня" - день действия. Также, по нашему
мнению, выражение "Промокла тетрадь"
может означать и осознание поэтом того, что творчество завершено, и в
"промокшую" тетрадь не ляжет уже ни одно
стихотворение.

В следующих двух строках первой строфы Башлачев продолжает тему полета, начатую
в начале, но заметно усиливает ее
содержание:

"Я знаю, зачем иду по земле.
Мне будет легко улетать."

Для русской литературы достаточно характерен мотив отождествления поэта и птицы,
в частности, современная поэзия
неоднократно затрагивала этот вопрос. Вспомним хотя бы стихотворение, написанное
И. Тальковым на смерть
Виктора Цоя, или строки из песни А. Макаревича "На смерть музыкантов":

"Музыканты уходят из мира преждевременно, безвозвратно,
Музыканты уходят из мира,- видно, с миром что-то неладно,
Наугад календарь листая, покидают нас друг за другом,
Души их собираются в стаи и летят, словно птицы, к югу".

Жизнь человека прожита, все, что было задумано - совершено, и человек ступает
ногой на карниз. Дальнейший ход
стихотворения отображает мировосприятие самоубийцы, застывшего перед последним
шагом.

Вторая строфа не должна восприниматься с информативной точки зрения, она
написана в манере своеобразного
"потока сознания", отрывочных подсознательных реакций на элементы окружающей
действительности. Поэтому предложение
"Без трех минут - бал восковых фигур, без четверти - смерть" несет скорее
ощущения какой-то опасности,
скрытой тревоги, что подчеркивается наличием в предложении слова "смерть" и
словосочетания "восковые фигуры", чем
некую семантическую нагрузку.

Подобным же образом мы воспринимаем и следующее предложение: "С семи драных шкур
- шерсти клок." Об этом высказывании
хочется сказать отдельно. Если внимательно приглядеться к нему, в глаза
бросается вторая часть известной русской
пословицы "С паршивой овцы - хоть шерсти клок." На первую часть предложения
мговенных ассоциаций не приходит, но их и
не надо искать, ибо конкретного смыслового значения высказывание "С семи драных
шкур - шерсти клок" не несет.

Чтобы понять, для чего Башлачев включает в стихотворение такие заведомо
"бессмысленные" выражения, необходимо обратиться
ко всему творчеству поэта, увидеть, какую роль они выполняют в стихотворениях, в
конструировании его поэтичекой системы.
Действительно, подобные контаминации различных афоризмов, пословиц, поговорок,
фразеологизмов современности в поэзии
А. Башлачева встречаются достаточно часто. Все они, как уже было сказано, имеют
не информативную направленность, а
вплетены в ткань стихотворения для возникновения подсознательных ощущений.
Прекрасно владея искусством слова,
Башлачев обыгрывал каждое выражение, искал ему определенные созвучия,
неожиданные рифмы и оно получало новый, подчас
противоположный изначальному, смысл.
Ср.:

"Да только ржавая вода разливается
на портретах Великих Дождей".;

"А не гуляй без ножа. Дальше носа не ходи без ружья!";

"За окнами салют. Царь-Пушкин в новой раме.";

"Но у народа нет плохой работы.
И каждая работа - благодать".;

"Ох, безрыбье в речушке, которую кот наплакал!";

"Пусть возьмет на зуб, да не в квас, а в кровь. " и т.д.

Одной из отличительных черт поэтического мира Башлачева является постоянное
обращение к народной, истинно русской
жизни, фольклорным мотивам. Практически каждое стихотворение подчеркивает
глубокое знание народных корней и почтение
к ним, и иллюстрирование этого феномена творчества поэта не имеет смысла, ибо в
каждом произведении проглядываются
элементы славянской культуры. Не является исключением и анализируемое
стихотворение. В четвертой строке второй строфы
мы видим образ узелка, являющий собой достаточно сложный символ. По этому поводу
в "Словаре символов" Х.Э.Керлота находим
одно из определений: ". каждое из его (узла - Ю.Э.) значений вытекает из
главной идеи - прочно связанной нити.
символ представляет идею связанности и оков". Вспомним также выражение "завязать
узелок на память", действие, совершаемое
русскими девушками, провожающими любимых в дальнюю дорогую. И, наконец, приходит
на ум воинский обычай завязывать узелки
в волосах, где число узелков соответствует количеству выигранных битв или
поверженных врагов. Таким образом, образ узелка
в данном контексте характеризуется по меньшей мере тремя значениями:

1) связанность, замкнутость, невозможность нахождения выхода из сложившейся
ситуации (узел - символ запутанности в
собственной жизни);

2) прощание с этим миром, переход в иное существование (готовность к смерти);

3) "Свяжи мою нить в узелок", т.е. "положи конец моей жизни" - символ еще одного
совершенного действия, акта, в данном случае - суицидального.

Третья строфа целиком построена по уже упоминавшемуся нами принципу "потока
сознания", из отрывочных высказываний.
Тревожность описываемого передают антиномические эпитеты, наводящие нас на мысль
о некоторой болезненности поэта:

"Холодный апрель, горячие сны."
Подобное предположение подтверждает и слово "вирусы" в следующей строке.
Выражение "И вирусы новых нот в крови" заключает в себе слияние темы боли и
музыки. Такое слияние является достаточно
характерным для творчества Башлачева. Наибольшее воплощение это явление находит
в стихотворении "Абсолютный Вахтер":

"Эхо гипсовых горнов в пустых кабинетах. ";

"Алый факел - мелодию в белой темнице -
Он несет сквозь глухую гармонию стен. ";

"Пожилой патефон, подчиняясь приказу,
Забирает иглой ностальгический вальс. ";

"Полосатые ритмы синкопой на пропуске.
Блюзы газовых камер и свинги облав. ";

"Как жестоки романсы патрульных уставов
И канцонов конлагерных нар звукоряд.
Бьются в вальсе аккорды хрустящих суставов
И решетки чугунной струною звенят.";

"Вой гобоев ГБ в саксофонах гестапо
И все тот же калибр тех же нот на листах. " - эти строки подчеркивают
"болезненную музыкальность" текстов Башлачева.

Для того, чтобы понять следующие строки стихотворения, наиболее наглядным
примером снова будет стихотворение
"Абсолютный Вахтер", но рассмотренное уже с другой стороны. Лейтмотивом
"Абсолютного Вахтера" является мысль о безликом
и неискоренимом во все времена тоталитаризме, царящем повсеместно. Это смутное,
подчас подсознательное ощущение внутренней
тревоги было свойственно Башлачеву как человеку, и достаточно часто проявлялось
в его творчестве. Не явилось исключением и
стихотворение "Все от винта!". Неопределенная "ближайшая война", "Дырявый висок.
Слепая орда.", стоящие в одном ряду,
"кусок трофейного льда", зловещий образ "ядерного принца" - эти словосочетания
явно указывают нам на чувство загнанности,
безвыходности поэта, решившегося на последний шаг. Башлачев моделирует свой
художественный мир, где человек становится
"целью ближайшей войны", и оттого его смех и ожидание любви представляются
несколько жутким явлением.

В первых строках четвертой строфы мы встречаемся с образом солнца,
трансформированным башлачевским "тревожным" сознанием:

"Наш лечащий врач согреет солнечный шприц
И иглы лучей опять найдут нашу кровь."

Посмотрим, каким представляется солнце в других стихотворениях поэта:

"Хаос солнечных дней ночь приводит в систему. ";

"Меня слепит солнце, когда я смотрю на флаг. ";

"Любовь - это солнце, которое видит закат. ".

Башлачев видит в солнце деструктивное начало, несущее собой зло и отчуждение и
находящееся в оппозиции спасительной,
прохладной ночи. Для того, чтобы объяснить это явление, необходимо обратиться к
последней строфе:

"Ну, что ты? Смелей. Нам нужно лететь!".

Вспомним "крыло" из первой строфы, "пасынков птиц" из седьмой, "нам нужно
лететь!" из последней, и уже упоминавшуюся
нами тему олицетворения поэта и птицы. А если вышесказанное рассмотреть сквозь
призму мифа об Икаре, то деструктивная
ипостась солнца находит свое объяснение: "Улететь бы куда белой цаплею! -
обожжено крыло."

Но, с другой стороны, если мы говорим о том, что поэзия Башлачева необычайно
близка к фольклорному жанру, а в фольклоре
образ солнца связан с богом тепла, Подателя Жизни, с Ярилом, то перед нами
предстает один из необъяснимых парадоксов
современной рок-поэзии, насквозь пронизанной противоречиями.

Для того, чтобы понять строки "Не надо, не плачь. Сиди и смотри, / Как горлом
идет любовь", необходимо вспомнить
воспоминания современников и единственную оставшуюся видеозапись Таганского
концерта А.Башлачева. При исполнении песен,
требующих огромного физического напряжения, песен, чувство которых можно было
выразить лишь на запредельном крике,
зрители видели кровь, выступавшую на губах поэта. И это при том, что никакого
заболевания у Башлачева не было,
организм попросту не выдерживал такого нечеловеческого напряжения. Помимо
"Времени колокольчиков", "Лиха",
"Дыма коромыслом", "Черных дыр" и некоторых других вещей, такой песней являлась
и "Все от винта!". Поэтому выражение
"горлом идет любовь" в данном случае не имеет никакого переносного или
аллегорического значения, у поэта действительно
горлом шла любовь. Не поэтому ли в этом стихотворении дважды мы встречаем
идентичную рифму "кровь-любовь", не означали ли
эти два слова для Башлачева одно и то же понятие?

Здесь хочется сказать также о самом понятии любви в произведениях Башлачева. С
наибольшей концентрацией, практически давая
"определения", об этом сказано в стихотворении "Поезд":

". Фильтр сигареты испачкан в крови,
Я еду по минному полю любви.
Хочу каждый день умирать у тебя на руках.
Мне нужно хоть раз умереть у тебя на руках.

Любовь - это слово похоже на ложь.
Пришитая к коже дешевая брошь.
Прицепленный к жестким вагонам вагон-ресторан.
И даже любовь не поможет сорвать стоп-кран.

Любовь - режиссер с удивленным лицом,
Снимающий фильмы с печальным концом.
А нам все равно так хотелось смотреть на экран.

Любовь - это мой заколдованный дом.
И двое, что все еще спят там вдвоем.
На улице Сакко-Ванцетти мой дом двадцать два.
Они еще спят, но они еще помнят слова.

Их ловит безумный ночной телеграф,
Любовь - это то, в чем я прав и не прав.
И только любовь дает мне на это права.

Любовь - как куранты отставших часов.
И стойкая боязнь чужих адресов.
Любовь - это солнце, которе видит закат.
Любовь - это я , твой неизвестный солдат.

Любовь - это снег и глухая стена,
Любовь - это несколько капель вина.
Любовь - это поезд "Свердловск-Ленинград" и назад.
Это поезд, сюда и назад. ".

"Кажется, сегодняшняя жизнь уже не оставляет места для экстраординарного.
Чудеса, пророки и титаны духа принадлежат прошлому, а мы довольствуемся НЛО и полумифическими эстрадными звездами. Конечно, существует прекрасное современное искусство, но и оно легко поддается рациональному восприятию.

Александр Башлачев – исключение. Он, пожалуй, единственный, кто пытался поднять ущербную музу рока вровень с русской культурной традицией. Или наоборот – кто связывал богатство русского духа с больным нервом рок-культуры.."
Полностью статью А. Троицкого о Башлачёве читать здесь:http://www.booksite.ru/bashlatchev/4_2.html

Рука на плече. Печать на крыле.

В казарме проблем - банный день. Промокла тетрадь.

Я знаю, зачем иду по земле.

Мне будет легко улетать.

Без трех минут бал восковых фигур. Без четверти смерть.
С семи драных шкур - шерсти клок.
Но как хочется жить - не меньше, чем спеть.
Свяжи мою нить в узелок.

Холодный апрель. Горячие сны.
И вирусы новых нот в крови.
И каждая цель ближайшей войны
Смеется и ждет любви.

Наш лечащий врач согреет солнечный шприц.
И иглы лучей опять найдут нашу кровь.
Не надо, не плачь. Лежи и смотри,
Как горлом идет любовь.

Лови ее ртом - стаканы тесны.
Торпедный аккорд до дна!
Рекламный плакат последней весны
Качает квадрат окна.

Эй, дырявый висок, слепая орда,
Пойми, никогда не поздно снимать броню.
Целуя кусок трофейного льда,
Я молча иду к огню.

Мы - выродки крыс. Мы - пасынки птиц.
И каждый на треть - патрон.
Лежи и смотри, как ядерный принц
Несет свою плеть на трон.

Не плачь, не жалей. Кого нам жалеть?
Ведь ты, как и я, сирота.
Ну, что ты, смелей! Нам нужно лететь!
А ну от винта! Все от винта!
*

На жизнь поэтов

Поэты живут.И должны оставаться живыми.

Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике.

Поэты в миру оставляют великое имя,

затем, что у всех на уме - у них на языке.

Но им все трудней быть иконой в размере оклада.
Там, где, судя по паспортам - все по местам.
Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада,
По чистым листам, где до времени - все по устам.

Поэт умывает слова, возводя их в приметы
подняв свои полные ведра внимательных глаз.
Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта.

И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, еще раз!
Как вольно им петь. И дышать полной грудью на ладан.
Святая вода на пустом киселе неживой.
Не плачьте, когда семь кругов беспокойного лада
Пойдут по воде над прекрасной шальной головой.

Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие.
Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам.
Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам.
Позты идут до конца. И не смейте кричать им "Не надо!"
Ведь Бог. Он не врет, разбивая свои зеркала.
И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада
глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола.

Шатаясь от слез и от счастья смеясь под сурдинку,
свой вечный допрос они снова выводят к кольцу.
В быту тяжелы. Но однако легки на поминках.
Вот тогда и поймем, что цветы им, конечно, к лицу.
Не верьте концу. Но не ждите иного расклада.
А что там было в пути? Эти женщины, метры, рубли.
Неважно, когда семь кругов беспокойного лада
позволят идти, наконец, не касаясь земли.

Ну вот, ты - поэт. Еле-еле душа в черном теле.
Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.
Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели.
Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать.
Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату.
Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой.
Короткую жизнь - семь кругов беспокойного лада -
Поэты идут. И уходят от нас на восьмой.

Некому берёзу заломати

Натяните струны стальные!
А не то сломаете зубы
Об широты наши смурные.

"Нет тех, кто не стоит любви". Александр Башлачёв

Мы не знаем, что произошло 17 февраля 1988 года на восьмом этаже дома №23 по проспекту Кузнецова в Ленинграде, было ли падение из окна самоубийством или несчастным случаем, но в этот день в возрасте 27 лет погиб один из величайших поэтов наших дней. Тем, кто хочет это обсудить (и осудить), сам Александр Башлачёв прокричал в одной из своих песен: "Поэты идут до конца. И не смейте кричать им - Не надо!"
Сейчас к поэту пришло позднее, но устойчивое признание: администрация Череповца, родного города Башлачёва, заявляет об установлении в городе памятника поэту и размещает материалы о нём на своём официальном сайте, а самая известная песня Башлачёва "Время колокольчиков" в исполнении сибирской группы "Калинов мост" занимает первые места в хит-параде "Нашего радио".
Гений Башлачёва стоит особняком в русской поэзии конца прошлого века. Таких обнажённых текстов давно никто не писал. Через эти строки, как через швы, проступает боль.

В отдалённом совхозе "Победа"
Был потрёпанный старенький "ЗИЛ".
А при нём был Степан Грибоедов,
И на "ЗИЛе" он воду возил.
Он справлялся с работой отлично.
Был по обыкновению пьян.
Словом, был человеком обычным
Водовоз Грибоедов Степан.

После бани он бегал на танцы.
Так и щупал бы баб до сих пор,
Но случился в деревне с сеансом
Выдающийся гипнотизёр.

На заплёванной маленькой сцене
Он буквально творил чудеса.
Мужики выражали сомненье,
И таращили бабы глаза.

Он над тёмным народом смеялся.
И тогда, чтоб проверить обман,
Из последнего ряда поднялся
Водовоз Грибоедов Степан.

Он спокойно вошел на эстраду,
И мгновенно он был поражён
Гипнотическим опытным взглядом,
Словно финским точеным ножом.

И поплыли знакомые лица.
И приснился невиданный сон -
Видит он небо Аустерлица,
Он не Степка, а Наполеон!

Он увидел свои эскадроны.
Он услышал раскаты стрельбы
Он заметил чужие знамёна
В окуляре подзорной трубы.

Но он легко оценил положенье
И движением властной руки
Дал приказ о начале сраженья
И направил в атаку полки.

Опалённый горячим азартом,
Он лупил в полковой барабан.
Был неистовым он Бонапартом,
Водовоз Грибоедов Степан.

Пели ядра, и в пламени битвы
Доставалось своим и врагам.
Он плевался словами молитвы
Незнакомым французским богам.

Вот и всё. Бой окончен. Победа.
Враг повержен. Гвардейцы, шабаш!
Покачнулся Степан Грибоедов,
И слетела минутная блажь.

На заплёванной сцене райклуба
Он стоял, как стоял до сих пор.
А над ним скалил желтые зубы
Выдающийся гипнотизёр.

Он домой возвратился под вечер
И глушил самогон до утра.
Всюду чудился запах картечи
И повсюду кричали "Ура!"

Спохватились о нем только в среду.
Дверь сломали и в хату вошли.
А на них водовоз Грибоедов,
Улыбаясь, глядел из петли.

Он смотрел голубыми глазами.
Треуголка упала из рук.
И на нем был залитый слезами
Императорский серый сюртук.

Рука на плече. Печать на крыле.
В казарме проблем - банный день.
Промокла тетрадь.
Я знаю, зачем иду по земле.
Мне будет легко улетать.

Без трёх минут - бал восковых фигур.
Без четверти - смерть.
С семи драных шкур - шерсти клок.
Как хочется жить? Не меньше, чем спеть.
Свяжи мою нить в узелок.

Холодный апрель. Горячие сны.
И вирусы новых нот в крови.
И каждая цель ближайшей войны
Смеётся и ждет любви.

Наш лечащий врач согреет солнечный шприц.
И иглы лучей опять найдут нашу кровь.
Не надо, не плачь. Сиди и смотри,
Как горлом идет любовь.

Лови её ртом. Стаканы тесны.
Торпедный аккорд - до дна.
Рекламный плакат последней весны
Качает квадрат окна.

Дырявый висок. Слепая орда.
Пойми, никогда не поздно снимать броню.
Целуя кусок трофейного льда,
Я молча иду к огню.

Мы - выродки крыс. Мы - пасынки птиц.
И каждый на треть - патрон.
Лежи и смотри, как ядерный принц
Несет свою плеть на трон.

Не плачь, не жалей. Кого нам жалеть ?
Ведь ты, как и я, сирота.
Ну, что ты? Смелей! Нам нужно лететь!
А ну от винта! Все от винта!

ТЫ ПОУТРУ ВЗГЛЯНУЛ В СВОЁ ОКНО

Ты поутру взглянул в своё окно,
И небо было ласковым и ясным,
Тебе казалось - будет день прекрасным
И в нём чему-то сбыться суждено.

Тебе казалось - что-то впереди,
Такое, что не каждому даётся.
Смеялся, как довольная смеётся
Красавица, что в зеркало глядит.

Ты сознавал свой будущий удел
И избранность, среди различных прочих.
Они казались до смешного проще,
Но ты великодушно их жалел.

Казалось, много света и тепла
Тебе дано. И ты, не сожалея,
Смотрел однажды, как по той аллее
Единственная женщина ушла,
Неслышно удалилась по аллее.

А то, что было где-то впереди,
То ни на шаг к тебе не приближалось,
Но торопиться некуда, казалось,
Ты это без конца себе твердил.

Чего ты ждал? Того ли ты достиг?
Плетёшься ты среди таких же ждущих,
И ненавидишь впереди идущих,
И презираешь всех, кто позади.

От солнца ты спешишь укрыться в тень,
И кутаешься, если дует ветер.
И вот уж вечер. Разве ты заметил,
Как он прошёл, единственный твой день?
1979

Эх, налей посошок, да зашей мой мешок -
На строку - по стежку, а на слова - по два шва.
И пусть сырая метель мелко вьёт канитель
И пеньковую пряжу плетёт в кружева.

Отпевайте немых! А я уж сам отпою.
А ты меня не щади - срежь ударом копья.
Но гляди - на груди повело полынью.
Расцарапав края, бьётся в ране ладья.

И запел алый ключ. Закипел, забурлил.
Завертело ладью на веселом ручье.
А я еще посолил. Рюмкой водки долил.
Размешал и поплыл в преисподнем белье.

Перевязан в венки мелкий лес вдоль реки.
Покрути языком - оторвут с головой.
У последней заставы блеснут огоньки,
И дорогу штыком преградит часовой.

- Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
Если хочешь - стихами грехи замолю,
Но объясни - я люблю оттого, что болит,
Или это болит, оттого, что люблю?

Ни узды, ни седла. Всех в расход. Всё дотла.
Но кое-как запрягла. И вон - пошла на рысях!
Эх, не беда, что пока не нашлось мужика.
Одинокая баба всегда на сносях.

И наша правда проста, но ей не хватит креста
Из соломенной веры в "спаси-сохрани".
Ведь святых на Руси - только знай выноси!
В этом высшая мера. Скоси - схорони.

Так что ты, брат, давай! Ты пропускай, не дури!
Да постой-ка, сдается и ты мне знаком.
Часовой всех времен улыбнется: - Смотри! -
И подымет мне веки горячим штыком.

Так зашивай мой мешок, да наливай посошок!
На строку - по глотку, а на слова - и все два.
И пусть сырая метель все кроит белый шёлк,
Мелко вьет канитель да плетёт кружева.

Тепло, беспокойно и сыро,
Весна постучалась ко мне.
На улице тают пломбиры,
И шапки упали в цене.

Шатаюсь по улицам синим
И, пряча сырые носки,
Во всех незнакомых гостиных
Без спроса читаю стихи.

Чужие курю папиросы
И, пачкая пеплом ладонь,
На стенах сегодня без спроса
Окурком рисую мадонн.

Я занят веселой игрою -
Я солнечных зайцев ловлю,
И рву васильки на обоях,
И их васильками кормлю.

Красивая женщина моет
Окно на втором этаже.
Я занят весёлой игрою.
Мне нравится этот сюжет.

Киваю случайным прохожим,
По лужам иду напрямик.
А вечером спрячусь в прихожей,
Поплачусь в чужой воротник.
1981

Kогда злая стужа снедужила душу
И люта метель отметелила тело,
Когда опустела казна,
И сны наизнанку, и пах нараспашку -
Да дыши во весь дух и тяни там, где тяжко -
Ворвётся в затяжку весна.

Зима жмёт земное. Все вести - весною.
Секундой по векам, по пыльным сусекам
Хмельной ветер верной любви.
Тут дело не ново - словить это Слово
Ты снова, и снова, и снова лови.
Тут дело простое - нет тех, кто не стоит,
Нет тех, кто не стоит любви.

Да как же любить их - таких неумытых,
Да бытом пробитых, да потом пропитых?
Да ладно там - друга, начальство, коллегу,
Ну ладно, случайно утешить калеку,
Дать всем, кто рискнул попросить.
А как всю округу - чужих, неизвестных,
Да так - как подругу, как дочь, как невесту?
Да как же, позвольте спросить?

Тут дело простое - найти себе место
Повыше, покруче. Пролить темну тучу
До капли грозою - горючей слезою -
Глянь, небо какое!
Пречистой рукою сорвать с неба звёзды
Смолоть их мукою
И тесто для всех замесить.

А дальше - известно. Меси свое тесто
Да неси свое тесто на злобное место -
Пускай подрастет на вожжах.
Сухими дровами - своими словами
Своими словами держи в печке пламя,
Да дракой, да поркой - чтоб мякиш стал коркой,
Краюхой на острых ножах.

И вот когда с пылу, и вот когда с жару -
Да где брал он силы, когда убежал он?! -
По торной дороге и малой тропинке
Раскатится крик Колобка
На самом краю овражины - оврага
У самого гроба казённой утробы
Как пара парного, горячего слова
Гляди, не гляди - не заметите оба -
Подхватит любовь и успеет во благо
Во благо облечь в облака.

Но все впереди, а пока еще рано,
И сердце в груди не нашло свою рану,
Чтоб в исповеди быть с любовью на равных
И дар русской речи беречь.
Так значит жить и ловить это Слово упрямо,
Душой не кривить перед каждою ямой,
И гнать себя дальше - все прямо да прямо
Да прямо - в великую печь!

Да что тебе стужа - гони свою душу
Туда, где все окна не внутрь, а наружу.
Пусть время пройдётся метлою по телу -
Посмотрим, чего в рукава налетело.
Чего только не нанесло!

Да не спрячешь души беспокойное шило.
Так живи - не тужи, да тяни свою жилу,
Туда, где пирог только с жару и с пылу,
Где каждому, каждому станет светло.

Крутит ветер фонари
на реке Фонтанке.
Спите, дети. До зари
с вами - добрый ангел.

Начинает колдовство
домовой-проказник.
Завтра будет Рождество,
Завтра будет праздник.

Ляжет ласковый снежок
на дыру-прореху.
То-то будет хорошо,
То-то будет смеху.

Каждый что-нибудь найдёт
в варежках и в шапке.
А соседский Васька-кот
спрячет цап-царапки.

Звон-фольга, как серебро.
Розовые банты.
Прочь бумагу! Прочь перо!
Скучные диктанты.

Замелькают в зеркалах
платья-паутинки.
Любит добрая игла
добрые пластинки.

Будем весело делить
дольки мандарина.
Будет радостно кружить
ёлка-балерина.

Полетят из-под руки
клавиши рояля.
И запляшут пузырьки
в мамином бокале.

То-то будет хорошо!
Смеху будет много.
Спите, дети. Я пошёл.
Скатертью тревога.

В ЧИСТОМ ПОЛЕ - ДОЖДИ

В чистом поле - дожди косые.
Эй, нищета - за душой ни копья!
Я не знал, где я, где Россия
И куда же я без нея?

Только время знобит, колотит.
Кто за всех, если дух - на двух?
В третьей роте без крайней плоти
Безымянный поет петух.

Не умею ковать железо я -
Ох, до носу мне черный дым!
На второй мировой поэзии
Признан годным и рядовым.

В чистом поле - дожди косые,
Да нет ни пропасти, ни коня.
Я не знал, как любить Россию,
А куда ж она без меня?

И можно песенку прожить иначе,
Можно ниточку оборвать.
Только вырастет новый мальчик
За меня, гада, воевать.

Так слушай, как же нам всем не стыдно?
Эй, ап - спасите ваши души!
Знаешь, стыдно, когда не видно
Что услышал ты то, что слушал.

Стань живым - доживешь до смерти.
Гляди в омут и верь судьбе -
Как запискe в пустом конверте,
Адресованный сам себе.

Там, где ночь разотрёт тревога,
Там, где станет невмоготу -
Вот туда тебе и дорога,
Наверстаешь свою версту.

В черных пятнах родимой злости
Грех обиженным дуракам.
А деньги - что ж, это те же гвозди,
И так же тянутся к нашим рукам.

Но я разгадан своей тетрадкой -
Топором меня в рот рубите!
Эх, вот так вот прижмёт рогаткой -
И любить или не любить!

А тех, кто знает, жалеть не надо.
А кровь - она ох, красна на миру!
Пожалейте сестру, как брата -
Я прошу вас, а то помру.

А с любовью - да Бог с ней, с милой.
Потому, как виновен я.
Ты пойми - не скули, помилуй,
Плачь по всем, плачь, аллилуйя!

На фронтах мировой поэзии
Люди честные - все святы.
Я не знал, где искать Россию,
А Россия есть росс и ты.

И я готов на любую дыбу.
Подними меня, милая, ох!
Я за все говорю - спасибо.
Ох, спаси меня, спаси, Бог!

В чистом поле - дожди косые.
Да мне не нужно ни щита, ни копья.
Я увидел тебя, Россия.
А теперь посмотри, где я.