Почему доярки не болеют оспой
От оспы не было лекарств, но давно была замечена одна особенность этой болезни – человек, переболевший даже самой легкой ее формой на всю жизнь становился к ней невосприимчивым. Этим был как бы подсказан способ противостоять страшному заболеванию В Китае уже за 1000 лет до Р.Х. врачи умели прививать здоровому человеку легкую оспу и тем самым защищали его от заражения более тяжелой ее формы. Из Китая этот способ распространился по всему Востоку, а в начале 18 века привлек внимание европейцев. Жена английского посланника герцогиня Монтагю привила легкую форму натуральной оспы своей единственной дочери, а потом проповедовала прививку в высшем английском обществе. В 1768 г. была привита оспа русской императрице Екатерине Второй. Обычно для оспопрививания выбирали подходящие случаи легкой натуральной оспы, прививали ее здоровому человеку, так что тот переносил ее в неопасной форме. Не смотря на то, что прививка в большинстве случаев давала хороший эффект, нередкими были и трагические исходы, когда у привитого вместо легкой развивалась тяжелая форма болезни со всеми ее ужасными последствиями. Поэтому на прививку решались лишь немногие и современники смотрели на них как на отчаянных смельчаков.
Не трудно поэтому представить себе, как велика была благодарность современников к английскому врачу Эдварду Дженнеру, который в самом конце 18 века открыл надежный и безопасный способ защиты против этой опустошительной заразы. Суть открытия Дженнера очень проста – вместо натуральной человеческой оспы он предложил прививать людям ту форму оспы, которая изредка поражала коров и тех людей, которые имели дело с молочным скотом (прежде всего доярок). Дело в том, что болезнь, сходная с оспой, наблюдается и у многих видов животных. Причем давно уже было замечено, что у одних видов она протекает в очень легкой форме, у других, напротив, часто принимает опасный характер. В частности, коровы болели оспой сравнительно редко и переносили ее очень легко. Отмечалось также, что доярки, переболевшие коровьей оспой, обычно оказывались невосприимчивы к оспе натуральной. Некоторые врачи пытались найти объяснение этому феномену, но большинство ученых-медиков не придавали ему большого значения, поскольку, твердой закономерности здесь никогда не наблюдалось - хотя и несравненно реже других, доярки (и в том числе переболевшие коровьей оспой) все-таки иногда становились жертвами натуральной оспы. Почти каждый врач, имевший обширную практику, мог указать на такие случаи.
От природы Дженнер был очень общителен и не раз высказывал это предположение коллегам. Мало кто разделял его уверенность, но для самого Дженнера поиск безопасного оспопрививания сделался делом всей его жизни. Однако потребовалось много лет упорного труда, постоянных наблюдений и долгих размышлений, прежде, чем он нашел верные ответы на все вопросы. Закончив свое образование в Лондоне, Дженнер отклонил несколько очень соблазнительных предложений (в частности, знаменитый путешественник капитан Кук, отправляясь в кругосветное плаванье, предлагал ему место натуралиста на своем корабле), уехал к себе на родину и посвятил себя сельской практике. Он всегда имел большой интерес к болезням домашних животных. Внимательно изучая кожные заболевания коров, он заметил, что высыпания оспы у них не всегда бываю одинаковы и сделал верное предположение, что под общим названием оспы могут, вообще говоря, скрываться разные болезни, имеющие одинаковые симптомы. Но только те люди, которые переболели настоящей коровьей оспой, делаются невосприимчивыми к натуральной оспе. Другие же только думают, что они болели ею. Именно этот незначительный процент, по мнению Дженнера, и составляли те несчастные доярки, которые заболевали натуральной оспой. А раз так, значит коровья оспа должна безусловно предохранят каждого переболевшего ей человека от оспы натуральной.
Предположение это нуждалось в подтверждении, и Дженнер решился на проведение эксперимента. 14 мая 1796 г., когда в окрестностях его родного местечка появилась коровья оспа, он в присутствии нескольких врачей привил оспу здоровому 8-летнему мальчику – сделал два небольших надреза на его руке и внес в ранки вакцинный яд, взятый из правой кисти женщины, случайно заразившейся оспой от коровы при дойке. Пустулы, воспроизведенные таким образом на руке ребенка, имели большое сходство с пустулами от прививания натуральной человеческой оспы, но общее болезненное состояние было едва заметно. Через десять дней мальчик был совершенно здоров. 1 июня того же года Дженнер взял материю из пустулы человека, заболевшего натуральной оспой и инокулировал ей привитого мальчика. С лихорадочным нетерпением он ждал результатов своего опыта. Прошло три дня, краснота на месте прививки исчезла без малейшего следа человеческой оспы – мальчик остался здоров. Дженнер продолжал наблюдать за ним, желая выяснить сколь долго будет действие прививки. Спустя несколько месяцев мальчику сделали вторую прививку натуральной оспы, через пять лет – третью. Результат остался тот же. Он оказался совершенно невосприимчивым к этой болезни.
[youtube.player]
Многие приближенные к монарху слышали о народном способе борьбы с болезнью — сегодня мы называем его вакцинацией — но недоумевали, как он работает на практике. Заражённое вещество лучше взять из волдыря? Или, возможно, вредную жидкость лучше получить другим методом? На тот момент врачи уже знали, что оспой болеют только раз в жизни. Поэтому эффективность удачной прививки, благодаря которой можно было бы ликвидировать эпидемию, трудно было переоценить.
Первые прививки сделали преступникам, которые ожидали исполнения смертного приговора
Прошло меньше года, как будущие король и королева, а пока принц и принцесса Уэльские, захотели привить своих детей. Об этом стали писать в газетах, и под влиянием авторитетов общественное мнение одобрило новую медицинскую технологию. Однако нашлись и противники вакцинации: например, один лондонский священник пугал верующих, что прививка — страшный грех. Были и другие причины с осторожностью относиться к этому ноу-хау: приблизительно 2% людей умирали после сделанной прививки.
Рецепт хорошей прививки был найден Эдвардом Дженнером. Опыт работы сельским врачом в городе Беркли, Глостершир, помог ему сделать одно важное наблюдение: ни одна доярка не страдает оспой. Дженнер предположил, что более слабая форма этой болезни, которой девушки заражались от коров, делала организм неуязвимым для сильной инфекции.
Прежде чем объявить о своей находке, Дженнер решил проверить гипотезу. 14 мая 1796 года он взял пробу гноя у доярки Сары Нелмз, заразившейся коровьей оспой, и привил этим веществом Джеймза Фиппса, восьмилетнего сына своего садовника. Затем Джеймзу ввели гной пациента, больного обычной оспой, и Джеймз не заболел.
Королевское общество не захотело признать открытие Дженнера: эксперимент требовал участия более чем одного испытуемого. Но доктор не растерялся: через некоторое время он успешно повторил свой опыт на других детях, включая своего одиннадцатимесячного сына.
В 1989 году перспективный иммунолог Йельского университета Чарльз Джейнуэй бился над решением важной проблемы: прививки работали не всегда. Изучая уже известные эксперименты с вакцинацией, он вернулся к исследованиям доктора Гленни.
Чарльз Джейнуэй не понимал секрет адъюванта — этого волшебного ингредиента, от которого зависит, распознает организм вредные бактерии или нет. Пытаясь узнать, почему адъювант так нужен, он узнал ответ на другой вопрос, гораздо более масштабный.
На нью-йоркском научном съезде в июне 1989 года Джейнуэй решил озвучить свои тезисы. Его выступление напоминало формат лекции TED: в яркой и лаконичной форме Джейнуэй поделился своими мыслями по поводу механизма активации иммунитета. По мнению исследователя, у иммунной клетки должен был существовать способ, позволяющий ей обнаружить присутствие микроба прежде, чем начать бороться с ним.
Однако речь Джейнуэя не имела успеха, потому что его гипотезе пока не было доказательств.
Этот сюжет мог бы стать счастливой находкой для киносценариста: на неудачном выступлении Джейнуэя история не заканчивается, напротив, она обрастает интересными подробностями.
В 1992 году аспирант МГУ Руслан Меджитов наткнулся на теорию Джейнуэя и осознал её ценность. Пошли месяцы переписки между учёными по электронной почте с аккаунта МГУ, который разрешал отправлять по триста слов в день. Приходилось сохранять входящие и исходящие сообщения на дискету и передавать её заведующему компьютером (были и такие должности!). В конце концов молодой учёный занял деньги у брата и уехал в США, где через некоторое время стал работать с Джейнуэем. Вместе они пытались доказать, что образ-распознающие рецепторы действительно существуют.
Параллельно с этой сюжетной линией развивалась вторая: на примере плодовых мушек исследователь Жюль Офман изучал работу иммунной системы насекомых. Учёные пришли к выводам, которые сделали многое тайное в исследовании врождённого иммунитета явным: во-первых, они выявили у плодовых мушек ген (толл-ген), помогающий им справляться с грибковой инфекцией. Во-вторых, стало ясно, что толл-ген включен в эмбриональное развитие насекомого и является частью его иммунной системы.
Эта новость подтолкнула ком долгожданных открытий, который по мере движения набирал обороты. Меджитов нашёл эквивалент толл-гена насекомого у человека — ему дали название TLR 4. Затем было доказано, что он мобилизует другие гены, связанные с иммунным откликом. И всё же оставалось неясно, с помощью какого механизма толл-ген пробуждает дружественные клетки организма, чтобы бороться с болезнью.
5 сентября 1998 года, когда Брюс Бётлер, проводивший исследование на мышах, обнаружил у них похожий ген в и понял, в чём его назначение и у мыши, и у человека. Оказалось, что ген TLR4 кодирует образ распознающий рецептор, который соединяется с адъювантом микроба.
В 2011 году Брюс Бётлер и Жюль Офман получили Нобелевскую премию по физиологии и медицине за открытие механизма активации врождённого иммунитета, о котором ещё в 1989 году говорил Чарльз Джейнуэй. К сожалению, учёный-визионер скончался за несколько лет до революционного открытия.
[youtube.player]
Путь человечества к прививкам начался с черной оспы. Эта болезнь преследовала людей многие тысячелетия — она была уже в древнем Египте и Китае. Оспа вызывает лихорадку, рвоту, боль в костях. Все тело покрывается сыпью. Почти треть больных умирает, у выживших остаются рубцы на коже (оспины) на всю жизнь. В средневековой Европе заболеваемость оспой приобрела тотальный характер.
Однако еще в древности заметили: переболевшие оспой больше ее не подхватывают (или, по крайне мере, она приносит им лишь небольшое недомогание). Неизвестно, кому впервые пришла в голову идея втирать в ранку на руке здорового человека оспенный гной из созревшей пустулы больного — и как удалось убедить проверить этот метод (вариоляцию, или инокуляцию) в действии. Но додумались до этого в разных местах — Китае, Индии, Западной Африке, Сибири, Скандинавии. (В Китае, правда, предпочитали обмакивать в гное шарик из ваты, а потом втыкать его в нос).
А вот современная вакцинация зародилась на Кавказе. Черкесские женщины проделывали вариоляцию над своими дочерями, когда тем было шесть месяцев от роду — чтобы оспенные рубцы не обезобразили их уже в девичестве. Неясно, в какой степени это было заботой о здоровье и в какой — способом повысить ценность девочек, которых сотни лет продавали в турецкие и персидские гаремы.
Леди Мэри Уортли Монтегю
Однако работорговля с Кавказом имела одно положительное последствие для мировой медицины: стамбульские турки к концу XVII века переняли у черкесов их полезный обычай. Инокуляция давала лишь два-три процента летальных исходов — вдесятеро меньше, чем при обычном течении болезни!
Но как этот метод попал в Европу? В 1716 году леди Мэри Уортли Монтегю, дочь герцога и звезда лондонского высшего света, заразилась оспой. Болезнь ее пощадила, но обезобразила лицо — леди покинула Лондон и отправилась в Стамбул, куда ее мужа назначили послом.
В том же 1718 году в Америке проповедник Коттон Мэзер (один из идеологов салемской охоты на ведьм) разговорился со своим рабом Онесимусом об оспе. Африканец показал шрам на руке и рассказал Мэзеру об операции, которая навсегда спасла его от заражения.
Шанс донести до масс свое открытие проповеднику представился в 1721 году, когда в бостонской гавани бросил якорь корабль с больными моряками. Мэзер собрал врачей Бостона и посоветовал немедленно привить горожан. Всю весну и лето он писал трактаты и письма, читал проповеди о высокоморальности и безопасности инокуляции.
Однако призывы бороться с ведьмами из уст Мэзера имели больше успеха, чем проповедь прививок. Народ сомневался в безвредности нового средства, а особо верующих возмутила мысль о том, что человек вмешивается в божественный замысел поразить грешника болезнью. Профессиональные врачи негодовали: какой-то священнослужитель лезет в научный (светский!) процесс лечения со своими изуверскими экспериментами.
Среди докторов Мэзер смог убедить только одного — Забдиэль Бойльстон привил своего сына и двух рабов. После успешного исхода он начал прививать бостонцев, обратившись к помощи африканских рабов, которые проводили вариоляцию на своей родине.
Защищая свой метод, Мэзер и Бойльстон собрали поразительно точную для XVIII века медицинскую статистику: по их данным, умерло лишь два процента привитых, тогда как среди остальных бостонцев смертность составила 14,8 процента.
Прививание американцев (1871)
Изображение: Mary Evans Picture Library / Globallookpress.com
Тем временем в Англии леди Монтегю сделала прививку своей дочке — чтобы доказать врачам действенность инокуляции. После этого король приказал провести клинические испытания на заключенных Ньюгейтской тюрьмы (выживших добровольцев обещали освободить). После успешного опыта врачи переключились на детей-сирот. Когда и те приобрели иммунитет к оспе, доктора поднялись вверх по социальной лестнице, привив дочерей принца Уэльского.
Только тогда инокуляция стала распространяться в Великобритании. Но в Европе она все еще считалась островным безумством англичан. Лишь после смерти Людовика XV от оспы в 1774 году внук монарха (будущий Людовик XVI) согласился на процедуру. Инокуляция помогла: жизнь короля оборвала не оспа, а гильотина.
В конце того же XVIII века было создано более эффективное средство — вакцинация. В том, опять же, заслуга народной медицины: молодой врач Эдвард Дженнер заметил, что доярки в графстве Глостершир почти не болеют оспой. Наблюдая за случаями заболеваний оспой людей и животных, Дженнер постепенно пришел к мысли, что можно искусственно заражать человека именно коровьей оспой, и так спасать его от натуральной.
История Дженнера изложена во всех учебниках. Но не все знают, что он не первый и не единственный придумал прививать коровью оспу. За пять лет до Дженнера эту процедуру провел Петер Плетт из Шлезвиг-Гольштейна (также после общения с доярками). Он сообщил о своем опыте профессорам из местного университета, но те его проигнорировали. Плетт умер в безвестности в 1820 году — сейчас его имя известно только специалистам.
Дженнер прививает восьмилетнего Фиппса
Изображение: Mary Evans Picture Library / Globallookpress.com
В конечном счете именно доярок и владельцев молочных ферм Европы стоит благодарить за изобретение вакцины от оспы. Но почему же честь открытия досталась Эдварду Дженнеру?
[youtube.player]Победа человечества над одним из самых тяжелых заболеваний пока не окончательна
 14 мая 2008 года исполняется 312 лет с одного знаменательного события не только в медицине, но и в мировой истории: 14 мая 1796 года английский врач и исследователь Эдвард Дженнер ( Edward Jenner , 1749–1823) провёл первую процедуру, которая впоследствии совершит революцию в медицине, открыв новое профилактическое направление. Речь идет о вакцинации против натуральной оспы. У этой болезни необычная судьба. Десятки тысяч лет она собирала с человечества кровавую дань, унеся миллионы жизней. А в XX веке буквально за 13–15 лет её стерли с лица земли и оставили лишь два коллекционных образца. Натуральная оспа (Variola vera) относится к особо опасным острым вирусным инфекциям . Характерные её признаки общая интоксикация, лихорадка и специфическая сыпь, состоящая из пузырьков. Пузырьки имеют обыкновение сливаться, затем подсыхать и заживать, оставляя после себя обезображивающие рубцы — оспины. Правда, до момента высыпания клиническая картина очень напоминает грипп, что затрудняет диагностику. Инкубационный период оспы составляет 10–12 дней от момента заражения. В первые дни болезни температура тела быстро повышается до , больного знобит, тошнит, развиваются боли в животе, мышцах поясницы и крестце. С четвёртого дня болезни состояние пациента несколько улучшается, и появляется оспенная экзантема — так медики называют сыпь. Сначала она возникает на лице, затем на туловище, и только потом перебирается на конечности. пятна быстро превращаются в папулы цвета. В центре папул через 2–3 дня появляются пузырьки (везикулы). На слизистых оболочках сыпь представлена эрозиями и язвочками. Спустя неделю состояние больного резко ухудшается, идет вторая волна лихорадки (температура тела достигает 40 °С), а сыпь нагнаивается. На данном этапе возможна смерть от инфекционного коллапса. Улучшение начинается только к концу второй недели болезни.
|
