Сравнение смертности от коронавируса и других болезней

В конце декабря 2019 года китайские власти сообщили о вспышке пневмонии неизвестного происхождения в городе Ухань. Возбудителем стал коронавирус 2019-nCoV. Он способен поражать дыхательную, пищеварительную и нервную системы как человека, так и животных. Из-за резкого роста заболеваемости китайские власти опасаются, что эпидемия может распространиться еще шире.

Специалисты ВОЗ считают, что не каждый человек с признаками простуды требует госпитализации. Только четверть инфицированных имеют тяжелое течение болезни.

Хоть прошло уже около месяца с начала эпидемии, о коронавирусе из Китая известно очень мало. До сих пор не ясно, насколько заразна инфекция. В эпидемиологии существует базовое репродуктивное число — Ro. Оно помогает определить, может ли болезнь распространиться среди населения и в каких масштабах. У гриппа показатель Ro около 1,2. У испанского гриппа — 2,8, а у кори — от 12 до 18. Новый китайский коронавирус имеет показатель 1,4 — то есть примерно в девять раз менее заразен, чем корь.

Однако исследователи из Имперского колледжа Лондона полагают, что каждый пациент заражает двух-трех других.

Вакцины от заболевания пока нет, хотя специалисты со всего мира, в том числе из России, работают над созданием лекарства. При этом у российского Минздрава появилось несколько идей по исцелению от заболевания.

По состоянию на 30 января, от коронавируса погибли 170 человек. Это число растет с каждым днем. Еще вчера, 29 января, жертв было 132. Число зараженных по всему миру — 7711 человек.

Цифры, конечно, большие. Особенно если учитывать, что с момента появления коронавируса прошло около месяца. Все познается в сравнении. По всему миру зафиксировали 7711 заболевших новым коронавирусом, а погибли от него 132. Это значит, что смертности от заразы — 1,71%. А какие показатели у других болезней?

Грипп

Грипп может протекать как в легкой, так и тяжелой форме, а иногда заканчиваться смертью. По оценками ВОЗ, ежегодные эпидемии гриппа приводят к трем-пяти миллионам случаев тяжелой болезни и к 290-650 тысячам случаев смерти от респираторных заболеваний. Получается, что смертность от гриппа составляет 13%.

По словам главного врача Городской инфекционной больницы имени С. П. Боткина Алексея Яковлева, в России от гриппа умирают 11 тысяч человек ежегодно.

Атипичная пневмония

Сначала новый вирус приняли за атипичную пневмонию, не понимая его происхождения. Так заболевание прозвали СМИ в далеком 2002 году — тогда в ноябре в китайской провинции Гуадун впервые зарегистрировали коронавирус SARS. За время своего существования зараза убила 813 человек из 8437 заболевших.

Снова считаем: процент смертности от атипичной пневмонии, судя по данным о заболевших и умерших, составил 9,64.

Источник фото: Pxhere

Корь

В 2017 году корь стала причиной смерти 110 тысяч человек, в основном детей до пяти лет. Это большая цифра, но она ничтожна по сравнению с той статистикой, которая наблюдалась в более ранние годы. Например, в 2000-м зафиксировали 545 тысяч случаев смерти от кори.

Корь — крайне заразная и тяжелая болезнь вирусного происхождения. До введения противокоревой вакцины в 1963 году крупные эпидемии происходили каждые два-три года. И каждые 12 месяцев умирали 2,6 миллиона человек.

К 2020 году врачи смогли снизить смертность от нее на 80%. В России заболеваемость корью в 2018 году составила 1,7 тысячи случаев на 100 тысяч человек.

Рак

Рак — одна из основных причин смерти в мире. В 2018 году от этого заболевания умерли 9,6 миллиона человек. Примерно каждая шестая смерть спровоцирована раком. Чаще всего смерть наступает от рака легких (1,76 миллиона случаев), толстой и прямой кишки (862 тысячи случаев), желудка (783 тысячи), печени (782 тысячи) и молочной железы (627 тысяч).

В 2017 году 24,5 миллиона человек заболели раком. Из них 9,6 миллиона умерли. Смертность от злокачественных опухолей достигла почти 40%.

Источник фото: Pxhere

СПИД

Синдром приобретенного иммунодефицита (СПИД) развивается при инфицировании вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ). Он поражает иммунную систему и ослабляет защиту организма от инфекций и болезней. ВИЧ может передаваться во время секса, переливания зараженной крови, использовании зараженных игл или острых инструментов.

В 2018 году насчитывалось около 37,9 миллиона ВИЧ-инфицированных, из которых умерли от 570 тысяч до миллиона человек. Если брать максимальное значение по смертям, то процент составляет 2,64.

В России первый случай заболевания выявили в 1987 году, а по состоянию на 30 июня 2019-го, зафиксированы 1,38 миллиона ВИЧ-инфицированных россиян. Из них умерли 335 867 человек, а это 24,34%.

Источник фото: Pxhere

Болезни сердца

Сердечно-сосудистые заболевания (ССЗ) — это основная причина смертей во всем мире. Ни по какой другой причине ежегодно не умирает столько людей. ВОЗ считает, что от болезней сердца и инсульта в 2030 году умрут 23,6 миллиона человек по всему миру.

В 2016 году от ССЗ умерли 17,9 миллиона человек. Это 31% смертей в мире.

Безответственная пресса начинает заполнять наше информационное поле новостями о погибших от коронавируса, хотя таких сведений не озвучивает ни лечащий врач, ни ВОЗ. Из-за своей невнимательности журналисты де-факто самостоятельно называют причины смерти. И эта маленькая неточность в формулировке имеет колоссальное значение для общества. Сегодня крайне важно не путать общую смертность людей с подтверждённым коронавирусом и смертность непосредственно от коронавируса.

Все мы видели пугающие цифры среди погибших с положительным тестом на Covid-19. Но высокий процент смертности, который мы наблюдаем — есть иллюзия, ибо в большинстве своём мы смотрим на естественную смертность, которая случилась бы и без заражения, поскольку причиной стало что-то другое. То есть смертность от инфекции как бы умножается на естественную, и мы лицезреем результат этого умножения, хотя нам надо смотреть на частное.

Говоря иносказательно, день смерти для каждого предопределён и множество людей с коронавирусом, ушедших в мир иной, умерли бы в любом случае. Мы не узнаем их количество, но можем посчитать риски, опираясь на теорию вероятностей. Для этого нам надо сопоставить общую смертность со смертностью при наличии инфекции.

В мире официально объявлена пандемия COVID-19 — потенциально тяжёлой острой респираторной инфекции, вызываемой коронавирусом SARS-CoV-2 (2019-nCoV). На Хабре много информации по этой теме — всегда помните о том, что она может быть как достоверной/полезной, так и наоборот.

• Cайт Министерства здравоохранения РФ
• Cайт Роспотребнадзора
• Сайт ВОЗ (англ)
• Сайт ВОЗ
• Сайты и официальные группы оперативных штабов в регионах

Если вы проживаете не в России, обратитесь к аналогичным сайтам вашей страны.

Мойте руки, берегите близких, по возможности оставайтесь дома и работайте удалённо.

В сравнении годовой смертности и смертности среди людей с положительным тестом на Covid-19 мы отчётливо видим совпадение формы кривой. А отношение между абсолютными значениями варьируется от 0.5 до 2, причём в возрастной группе до 50 лет оно в среднем меньше единицы. Следовательно, фоновая или естественная смертность людей зачастую даже больше, чем при коронавирусе.

Как можно сравнивать годовое значение и данные по новому заболеванию, коему лишь несколько месяцев от роду?! — таких комментариев к прошлой моей статье было много. Некоторые даже предлагали умножать смертность при коронавирусе на частное между 12 месяцами и неким временным периодом по заражению. Но все они неправильно воспринимают смысл интервала и путают сладкое с сахаром. Вероятности работают по-другому.

Равенство между коэффициентами смертности вовсе не означает, что коронавирус за время эпидемии убивает столько же людей, сколько все другие заболевания за год. Это разные вероятности. К слову, смертность при обширном инфаркте будет значительно больше таковой при Covid-19.

Равенство между коэффициентами означает, что вероятность умереть от коронавируса эквивалентна вероятности не прожить ещё один год. Другими словами, опасность новой инфекции равна опасности повседневной жизни на протяжении года. Убеждённые в обратном забывают, что коронавирусом ещё надо сначала заболеть и только потом от него умереть.

Важно также упомянуть, что все указанные риски являются средними рисками для людей соответствующего возраста, но не являются рисками для среднего человека. Это связано с тем, что большую часть риска несут люди, которые уже хронически больны. Для подавляющего большинства здоровых людей риск умереть от Covid-19 или умереть от чего-то ещё намного ниже приведённых выше значений.

Именно поэтому Дэвид Шпигельхалтер в своей публикации говорит о важности распространения инфекции во избежание перегрузки национальной системы здравоохранения, которая может повлечь за собой увеличение фоновой смертности.

И тут возникает чрезвычайно сложная дилемма. Все призывают сглаживать кривую заболеваемости дабы равномерно распределить нагрузку на систему здравоохранения. Однако жёсткие меры подавления и бдительный надзор за каждым кашлянувшим также перегружают эту систему.

А что если реальность спрогнозировать гораздо сложнее, чем кажется и все модели, демонстрирующие нам страшные экспоненты, бессовестно врут?

Хтоническая пропасть в Италии

Глядя на изображение выше, мы отчётливо видим, что новое пиковое значение находится на одном и том же уровне с эпидемией гриппа зимой 2016 года. Да, данные могут поступать с задержкой, но стоит ещё вспомнить тезисы истериков о том, что реальная распространённость коронавируса гораздо шире. И это в самом деле так — официальная статистика объективно не способна учесть все случаи заражения.

Поэтому можно сколько угодно цитировать слова мэра Бергамо о числе погибших в его маленьком городе непонятно из-за чего, но факт остаётся фактом — в начале 2020 года в Италии погибло не больше людей, чем в начале 2017 года. Проводился даже ретроспективный анализ той опасной зимы, свидетельствующий о 25 000 избыточных смертей. И тут возникает вопрос: а как так получается, что в 2017 году их система здравоохранения работала устойчиво и не требовала тех экстренных мер, которые предпринимаются сегодня?

Согласно данным ВОЗ от 31 марта, в Италии обнаружено более 100 000 заражённых коронавирусом и зафиксировано 11 000 смертных случаев среди них. При этом коечный фонд превышает 200 000 мест. По опыту Китая мы знаем, что госпитализация требуется для 13.8% заражённых, а интенсивное лечение необходимо 4.7%. Округлим первое значение до 15%. То есть в стационаре нуждалось около 15 000 человек. Как 7.5% не одномоментной нагрузки на систему здравоохранения могли стать причиной для столь критичной дестабилизации этой системы?

Не забывайте, что выше я привёл вам цифры по последнему дню марта, а проблемы в медучреждениях Италии начались гораздо раньше. Поэтому я однозначно утверждаю, что перегрузку вызывает не количество нуждающихся в лечении, а чрезмерный объём усилий брошенных на диагностику. Если бы врачи в 2017 году начали класть в стационар каждого с подозрением на грипп, то коллапс был бы ещё масштабнее.

Предпринимаемые меры ограничивают ресурсы национального здравоохранения и это похоже на химиотерапию без надобности. Например, в Калифорнии возникла острая нехватка медсестер, поскольку карантин запрещает студентам проходить практику в больницах. В Германии врачи с положительным тестом на ковид должны самоизолироваться и часто их трудно заменить. Уверен, что подобные противоречия наблюдаются всюду.

Плюс ко всему существует ещё риск так называемых внутрибольничных инфекций, которыми пациент заражается в стационаре. По оценкам NNIS, в США ежегодно происходит почти 2 миллиона таких случаев, приводящих к 99 000 смертей, треть из которых ассоциирована с пневмонией! Вы только вдумайтесь в потенциальную степень абсурдности происходящего.

Страны ринулись спасать население от псевдо-бубонной чумы современности, поставив под угрозу всю систему здравоохранения. Однако сегодня нет никаких убедительных доказательств того, что новая болячка значительно опаснее гриппа. Единственная причина для нозофобии — компьютерные модели с пугающими экспонентами. Человек позволил себе думать, что он способен предсказывать будущее.

При всех существующих ныне технологиях и вековом наборе сведений о климате у нас не всегда прогноз погоды совпадает с реальностью. Качество, полнота и объём данных принципиальны, а в случае с пандемией нет ни одного из этих атрибутов. К слову есть очень хорошая статья, которая показывает, как из якобы простенькой и очевидной модели с перемножением трёх легко измеряемых цифр задача превращается в тяжелейший когортный анализ с десятками факторов и высоким коэффициентом неопределённости.

Миллионы людей уверовали в сомнительный результат компьютерных вычислений, хотя научное сообщество не пришло к консенсусу. Исследователи заняты своим делом и таки сами говорят о неидентифицируемости в калибровках моделей и слишком высокой вариативности. Поэтому главная проблема не в учёных, а в бездумной интерпретации их трудов журналистами и экспертами из социальных сетей.

Кумулятивное когнитивное искажение

Известно, что всё началось с Китая. Статистика по коронавирусу в Поднебесной стала основой для принятия первых решений во многих других странах. И вот 31 марта глава управления по контролю за заболеваниями государственного комитета по здравоохранению КНР Чан Цзилэ сообщил The Wall Street Journal, что с 1 апреля они начнут публиковать данные о бессимптомных заражённых.

Моё удивление от этой новости невозможно выразить литературным языком. То есть до этого мы наблюдали статистику сугубо по тем китайцам, у которых были симптомы? Вы представляете о какой асимметрии данных может свидетельствовать этот факт? В таком случае наше представление о смертности завышено кратно! Однако я допускаю вероятность недосказанности или вырывание слов из контекста со стороны американских журналистов. Поэтому поговорим немного о другом.

Неужели итальянцы в 10 раз более восприичивы к вирусу, чем немцы? В погоне за подтверждением этой гипотезы в интернете уже появилось множество историй с рассуждениями о национальном иммунитете и вакцинации. Спешу поставить под сомнение проницательность подобных мыслителей, ибо главное различие надо искать в исходных данных.

Если мы изучим статистику двух стран по гражданам с положительным тестом, то увидим, что в Италии среди заражённых людей 55% старше 60 лет, в Германии таких только 24%. А по последним данным Итальянского национального института здравоохранения ISS, средний возраст умерших с положительным тестом на коронавирус составляет около 81 года. 90% умерших старше 70 лет. Как думаете, насколько одно связано с другим?

Наверняка для некоторых объяснением такой ситуции послужит утверждение, что старики находятся в группе риска. Этот тезис пришёл к нам ещё из Китая. Но я вам уже рассказывал про фоновую смертность и её интерпретации. Чем человек старше, тем больше вероятность его смерти. Например, в возрасте 85 шанс не дожить до 86 примерно равен 10%, без всяких вирусов.

Не менее важно то, что 80% умерших итальянцев страдали от двух или более хронических заболеваний и только 1% погибших были здоровыми людьми (без хронических заболеваний). Однако давайте всё же посмотрим на динамику количества смертей среди итальянцев в возрасте 65 лет и старше от местного Минздрава.

На протяжении всего повествования я оперировал строгими фактами, но сейчас позволю себе одно предположение. Общество самостоятельно вводит себя в заблуждение и делает это неосознано. Мне показался очень примечательным случай в Лос-Анджелесе, когда 33 летней женщине отказали в тесте на Covid-19 по причине того, что она не в группе риска.

Очевидно, что любая болячка молодым организмом переносится лучше. Поверив в тезис об особой опасности коронавируса для стариков и тестируя их в первую очередь, мы только и делаем, что работаем на подтверждение данного тезиса. Это похоже на эдакий confirmation bias в макромасштабе. И нет иллюстрации тому лучше, чем та, которую вы сейчас видите на экране.

Нидерланды проверяют только тяжёлые случаи, а Исландия тестирует всех, даже бессимптомных. Как думаете, у кого смертность среди стариков с подтверждённым Covid-19 будет больше? Также напоминаю, что коронавирус может быть далеко не единственной причиной для осложнения среди тех, у кого он выявлен в Голландии. То есть общая картина мира может быть искажена до неузнаваемости.

Если я буду тестировать только Лобмардийских дедушек с кашлем, привезённых мне на карете скорой помощи, то смертность по этой группе будет максимально высокой. Ведь, скажем, изначальная вероятность неумереть у человека самостоятельно посетившего медучреждение значительно больше, чем у того, кто едет на скорой. Допустимая вольность статистического учёта удивляет.

Большинство людей, глядя на рост количества инфицированных ассоциируют его в первую очередь со скоростью распространения коронавируса. Но согласно исследованию института Роберта Коха, увеличение числа положительных результатов теста пропорционально увеличению количества тестов. Это может указывать на то, что увеличение числа случаев заболевания в основном связано с увеличением количества тестов, а не с продолжающейся эпидемией.

Апофеоз

Во всех данных нет никакой методологической целостности. Доподлинно неизвестно правы ли журналисты по поводу изменений в китайском учёте, но факт того, что это стало новостью для WSJ, Financial Times, Bloomberg, The Hill и других — сам по себе является огромной проблемой неоднозначности. В любой статистике должен быть единый стандарт и понимание, но их нет и это вина ВОЗ. А мир поверил в апокалиптические модели собранные из этого бардака.

Заметьте, что до сего момента я рассуждал о целесообразности мер борьбы с коронавирусом без учёта стоимости этих мер. Теперь настало время поговорить об ущербе для экономики. В связи с глобальным карантином Goldman Sachs озвучил свой прогноз по снижению ВВП США во II квартале до 24%. Morgan Stanley назвал цифру по сокращению ВВП в 30% при росте безработицы до 12.8% с нынешних 3.5%.

Количество обращений на биржу труда в США достигло абсолютного пика за все время существования биржи труда. Это произошло ещё неделю назад, а вчера стало известно, что пик удвоился. Для тех, кто на изображении видит только кривую скажу, что я вижу великое людское горе, пьянство, бандитизм, смерти, падение рождаемости и многое другое. Простите меня за столь неуклюжение сравнение, но для меня эта кривая страшнее кадров 11 сентября.

Несмотря на определённый опыт в финансовом анализе, мне трудно рассуждать в макромасштабе, но, я полагаю, что наша структура экономики приведёт к меньшему ущербу — например, потери в туристическом сегменте у нас будут отличаться кратно. Однако, чем больше будет паники и чем дольше будет карантин, тем ближе мы будем к цифрам выше.

Понимаю, что всё изложенное вступает в сильный резонанс с сегодняшней новостной повесткой. Но я пытаюсь осторожно рассуждать о том, что есть, пока всяк, освоивший вводный курс по компьютерному моделированию или просто умеющий перемножать три параметра, уверенно говорит о том, что будет. Также я понимаю, что для многих специалитет зачастую важнее здравого смысла. Поэтому делюсь сводкой мнений профессионалов:

Если вы прочитали сею писанину целиком и согласны с моими доводами, то не поленитесь поделиться данной статьёй со своими знакомыми. Большое спасибо всем за внимание.

— Согласно данным ВОЗ, Россия входит в число проблемных стран по туберкулезу. Пишут, что болезнь все хуже поддается лечению и выздоравливают лишь 2\3 пациентов. Значит ли это, что туберкулез все же остается более серьезным и социально значимым заболеванием, чем коронавирус?

— Говорить, что туберкулез, оспа, тиф или малярия более опасны и смертельны, чем коронавирус, — порочная практика.

Туберкулез в России до сих пор сильно распространен, в основном среди малоимущих граждан и, конечно, в тюрьмах. Для основной части населения он не является реальной проблемой.

Коронавирус же ударяет по всем. Да, умирают в первую очередь пожилые и люди с хроническими болезнями, но они попадают в больницы, в палаты реанимации и в итоге другие пациенты не могут получить необходимое лечение. В этом главная опасность коронавируса — он разрушает системы здравоохранения.

— Поставлена на поток диагностика туберкулеза — манту у детей, диаскин-тесты, флюорография. Она входит в диспансеризацию и является обязательной при приеме на некоторые виды работ. Возможно, поэтому туберкулез нас больше не пугает?

Плюс, смерти и госпитализации от туберкулеза растянуты во времени и не дают одномоментной перегрузки. Как большинство паразитов, которые с нами давно, не убивают своих хозяев, так и туберкулез ослабляет, но не уничтожает системы здравоохранения.

Кроме того, мы привыкли к нему и отчасти поэтому он нас не пугает. В Европе, где туберкулеза гораздо меньше — настолько, что во многих странах от него даже не прививают — возвращение этой болезни вызовет шок.

Коронавирус — новая напасть, у человечества пока нет к нему иммунитета, поэтому он стремительно распространяется. В результате системы здравоохранения буквально захлебываются: мы увидели это сначала в Китае (хотя они в итоге быстро справились, благодаря беспрецедентным мерам), теперь видим в Италии, где врачи, в буквальном смысле, выбирают, кого из тяжелых подключать к аппарату ИВЛ, потому что их не хватает. Следующие на очереди, видимо, Соединенные Штаты, где запустили начало эпидемии.

Число зараженных растет слишком быстро

— Еще одна причина, по которой опасения от статистики по туберкулезу отошли на второй план — прививки. Вакцины от коронавируса еще нет. Значит ли это, что при появлении вакцины от COVID-19 и паника спадет, и заболеваемость\смертность снизится?

Кроме того, не исключено, что вакцина и не понадобится. Замедление эпидемии — вопрос не только вакцины, но еще и времени. Даже при карантине довольно много народу познакомится с этим вирусом, переболеет и получит иммунитет. Когда у значительного процента людей в популяции будет иммунитет к коронавирусу, хотя бы частичный, то его стремительное распространение замедлится.

Именно так обстоят дела со всеми респираторными заболеваниями — они постоянно циркулируют среди нас, но не вызывают таких страшных эпидемий. Потому что у большинства людей есть иммунитет — полный, если человек только что переболел, или частичный, который остался с прошлых сезонов заболеваний с похожими вирусами.

— Так, может, и опасаться тогда так не стоит?

— Все, сказанное выше, не означает, что вакцину создавать не нужно. У SARS-CoV-2 довольно высокая смертность — на уровне 1–2%. Да, он не убьет нас всех, но если заразится миллиард человек, то умрут, причем быстро, двадцать миллионов — это недопустимые потери для современного гуманистического общества. А для стойкого коллективного иммунитета как раз нужно, чтобы заразилось много людей.

Понятно, что от туберкулеза, малярии, рака и других болезней суммарно умирает больше. Но 2 миллиона смертей одновременно и десятки миллионов людей в больницах — это шок как для общества, так и для систем здравоохранения.

Цифры новых зараженных и умерших растут как счет на баскетбольном матче — только что ничего не было, и вдруг уже трехзначные числа. Если бы вирус распространялся медленнее, такой паники не было бы.

Нельзя сравнивать коронавирус с Эболой или инфарктом

— Если обратиться к другим опасным заболеваниям, у нас есть смертность от гепатитов, особенно от гепатита С. Почему гепатиты не вызывают такой паники?

— Потому что это гепатит — медленный убийца. До момента, когда у человека печень откажет окончательно, проходят годы. Но люди не могут постоянно находиться в состоянии тревоги — так устроен наш мозг. Мы быстро реагируем на сиюминутные, краткосрочные, эмоционально окрашенные события, но если их же растянуть по времени — привыкнем и приспособимся к этим новым условиям окружающей среды. С точки зрения эволюции это правильно.

Кроме того, очень многие не расценивают риск заразиться тем же гепатитом С как угрозу для себя лично: те же самые люди, что сейчас страшно боятся коронавируса, не используют презервативы при случайных половых контактах.

— Какие еще заболевания несравнимо опаснее коронавируса? Лихорадка Эбола, вирус Зика, малярия, лихорадка Денге, желтая лихорадка? Мы немного забыли о них, потому что они в основном сосредоточены в странах Африки и Юго-Восточной Азии?

— Напрямую сравнивать, какие заболевания опаснее, нельзя. Ваши шансы умереть, если вы заразитесь лихорадкой Эбола, в сотни раз больше, чем при заражении коронавирусом. Вопрос в том, что это разные опасности, их нельзя объединять одним термином, потому что опасность складывается из целого ряда факторов.

Если бы лихорадка Эбола передавалась так же, как COVID-19, мы бы давно вымерли. Но заразиться Эболой можно только при тесном контакте с кровью, калом или рвотой. Грубо говоря, это возможно, когда больной уже не бегает по улицам, а лежит смирно и истекает кровью. Поэтому в современном западном обществе шанс подцепить Эболу минимален — в отличие от некоторых стран Африки, где, например, принято обязательно целовать покойных (хотя в тех странах, где вспышки лихорадки Эбола происходят регулярно, с ним научились хорошо справляться). Поэтому сравнения бессмысленны. Если вы лично заболели лихорадкой Эбола, то для вас вирус очень опасен, а для общества в целом — нет.

А вот малярия по-прежнему является очень большой проблемой. Но да, так как она сосредоточена в беднейших странах Африки и Юго-Восточной Азии, остальная часть мира не очень беспокоится на этот счет. Так что опасность нужно оценивать по всем составляющим — демографическим, геополитическим, медицинским, по нашим навыкам контролировать инфекцию и так далее.

— Какие еще существуют смертельные вирусы, от которых до сих пор не найдено лекарств?

— Уже упомянутый вирус Эбола, его родственник вирус Марбург. Радикального лекарства от ВИЧ нет, хотя антивирусная терапия и позволяет носителям полноценно жить с ним столько же, сколько здоровым людям. По-прежнему неизлечимы бешенство и энцефалит. Если вас укусило бешеное животное и вам не успели вколоть антирабическую вакцину, шансы выздороветь равны нулю.

Если невакцинированного от энцефалита человека укусил зараженный клещ, ему нужно экстренно сделать инъекцию противоклещевого иммуноглобулина. Но даже в этом случае болезнь может развиться, и не всякий организм справится с ней. Однако вероятность, что вы заболеете даже без инъекции иммуноглобулинов (это называется серопрофилактика) далека от 100%, поэтому очень многие жители эндемичных по энцефалиту районов не прививаются, хотя регулярно ходят в лес.

— Главными причинами смерти людей по-прежнему являются сердечно-сосудистые заболевания (инфаркты, инсульты) и онкология. Но и страх этих болезней словно отодвинулся на второй план…

— Никаких особых страхов у людей по поводу онкологии, инсультов, инфарктов, диабета и преддиабетических состояний нет. Все знают: чтобы снизить риск этих заболеваний, нужно не курить, регулярно заниматься спортом, не есть вредную еду, поменьше выпивать. И почти никто не соблюдает эти правила.

Проблема с этими заболеваниями как раз в том, что они развиваются медленно, а люди очень плохо умеют длительно заниматься профилактикой. Именно поэтому эти предотвратимые болезни, а не форс-мажорные смертельные вирусы уносят самое большое количество жизней. Прививки и то не все делают, а каждый день отказывать себе в сладком, жирном, соленом и в целом есть умеренно, заниматься спортом, избегать длительного сидения на одном месте и так далее практически никто не может.

— Почему некорректно сравнивать статистику смертей от коронавируса и от ДТП, как это сейчас активно делают в соцсетях?

— Потому что это разные проблемы и разные категории смерти. Коронавирус — экстренная беда, причем смерти происходят очень быстро, и весь мир следит за статистикой, которая обновляется в режиме онлайн. Для ДТП такого счетчика нет. Ну и опять же, они, как и какой-нибудь туберкулез, с нами очень давно и еще долго будут. Мы к ним привыкли.

Будут еще эпидемии — более опасные

— Какие древние эпидемии мы могли бы сравнить с сегодняшней пандемией коронавируса? И корректны ли такие сравнения? Например, от бубонной чумы умерло 34 миллиона человек в Европе.

— Напрямую сравнивать снова некорректно. Несколько веков назад народу на планете было меньше и такое количество смертей было более критично для выживания, с одной стороны. С другой — люди спокойнее относились к смерти, половина детей умирали до пяти лет и мало кто доживал до старости.

А так крупных эпидемий в истории человечества было множество: это и черная оспа, и чума, и холера. Тиф уносил огромное количество жизней еще в первую мировую войну, испанка в 1918 году выкосила от трех до пяти процентов жителей планеты.

Эпидемий было много, это не первая, не последняя и далеко не самая опасная. Я бы даже сказала, нынешняя коронавирусная пандемия довольно мягкая. Все те болезни, от которых нам делают прививки по календарю, куда более опасные и смертельные, для детей, в первую очередь. Но сейчас активно стало развиваться антипрививочное движение. И если люди вдруг перестанут прививаться, то через несколько лет умирать от столбняка, коклюша, дифтерии и других предотвращаемых прививками болезней будет на порядок больше людей, чем умрет за всю эпидемию коронавируса.

— Что позволит нам в будущем держать эпидситуацию под контролем? Отслеживание мутаций коронавируса и вакцинация? Естественная иммунизация населения?

— Все вместе. Нет какого-то одного решения, которое поможет контролировать коронавирус. Мы на самом деле впервые столкнулись с такой ситуацией: раньше карантины были гораздо эффективнее, потому что мир был не такой доступный для перемещений, не такой взаимопроникающий. И на примере этой эпидемии мы будем учиться, что и как делать в следующий раз.

Пока правительства всех затронутых стран по-прежнему полагаются, главным образом, на ограничительные меры. Но изначально почти все ограничиваются мягким карантином. И скоро мы увидим, работает ли такой карантин или надо сразу начинать с жестких мер. Или, наоборот, выбрать стратегию, при которой большинство людей должны переболеть, а изолировать нужно только группы риска.

Фактически, мы участвуем в эксперименте в масштабах всей планеты, потому что столкнулись с эпидемией в совершенно новых для нас условиях. В течение года-двух мы узнаем, к чему этот эксперимент приведет. Со следующими эпидемиями, которые безусловно, еще будут, я думаю, мы справимся намного быстрее, отработав на нынешней самый эффективный план действий.

Но, к сожалению, в этот раз будет тяжело и многие умрут. Тут ничего не поделаешь.

— И все же насколько оправданы жесткие карантины? Ведь это гибель для мировой экономики.

— Правильного ответа мы пока не знаем. У нас есть только математические модели. Один специалист утверждает: моя модель предсказывает, что наиболее эффективен карантин. А другой говорит: у меня другие параметры модели, гораздо эффективнее всем перезаражаться, стерпеть смерти стариков или изолировать их. И проблема, что никто не способен адекватно и точно оценить эти модели. Они все вероятностные и может так получиться, что мы неправильно оценим, какая из них правильная.

Люди, которые принимают решения на уровне правительств, тоже не могут этого оценить. Они не биоинформатики, не эпидемиологи и вынуждены принимать решения в условиях радикальной нехватки информации.

— Каждый год случаются сезонные эпидемии гриппа, от которых умирают или становятся инвалидами какое-то количество людей. Если коронавирус будет распространяться также, как и грипп, смертность от него будет выше? Но ведь и гриппом болеют далеко не все люди даже в сезоны эпидемий.

— В чем вы видите причину информационной войны в соцсетях? Почему одни горячо паникуют, другие не менее горячо протестуют против угрозы в виде коронавируса?

— Людям нужны эмоции, наш мозг так устроен: скука для него хуже эмоций, даже негативных. А коронавирус постоянно подкидывает новые поводы для эмоций, люди волнуются, представляют, что следующими могут быть они.

Ругаясь в соцсетях, мы как бы пытаемся взять ситуацию под контроль. Это еще одно свойство человеческой натуры — нам нужно все контролировать. Но в нынешней ситуации ничего контролировать не получается.

Единственное, что люди могут сделать — это самоизоляция и соблюдение мер гигиены. Причем даже эти действия не обнуляют шансы заразиться. И эта ситуация очень нервирует, тем более, что конца ей в обозримом будущем не видно. Люди пытаются найти опору — и именно поэтому так агрессивно защищают ту позицию, которая кажется им правильной.

Беседовала Алена Корк