Холера в лагере нашем

Редьярд Джозеф Киплинг

Перевод А Сендыка

Холера в лагере нашем, всех войн страшнее она,
Мы мрем средь пустынь, как евреи в библейские времена.
Она впереди, она позади, от нее никому не уйти.
Врач полковой доложил, что вчера не стало еще десяти.

Эй, лагерь свернуть - и в путь! Нас трубы торопят,
Нас ливни топят.
Лишь трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты..
Грохочет оркестр, чтоб унынье в нас побороть,
Бормочет священник, чтоб нас пожалел господь,
Господь.
О боже! За что нам такое, мы пред тобою чисты.

В августе хворь эта к нам пришла и с тех пор висит на хвосте,
Мы шагали бессонно, нас грузили в вагоны, но она настигала везде,
Ибо умеет в любой эшелон забраться на полпути.
И знает полковник, что завтра опять не хватит в строю десяти.

О бабах нам тошно думать, на выпивку нам плевать,
И порох подмок, остается только думать и маршировать,
А вслед по ночам шакалы завывают: «Вам не дойти,
Спешите, ублюдки, не то до утра не станет еще десяти!"

Порядочки, те, что теперь у нас, насмешили б и обезьян:
Лейтенант принимает роту, возглавляет полк капитан,
Рядовой командует взводом. Да, по службе легко расти,
Если служишь там, где вакансий ежедневно до десяти.

Иссох, поседел полковник, он мечется день и ночь
Среди госпитальных коек, меж тех, кому не помочь.
На свои он берет продукты, не боясь карман растрясти,
Только проку пока не видно, что ни день - то нет десяти.

Пастор в черном бренчит на банджо, лезет с мулом прямо в ряды,
Слыша песни его и шутки, надрывают все животы,
Чтоб развлечь нас, он даже пляшет: «Ти-ра-ри-ра, ра-ри-ра-ти!"
Он достойный отец для мрущих ежедневно по десяти.

А католиков ублажает рыжекудрый отец Виктор,
Он поет ирландские песни, ржет взахлеб и городит вздор.
Эти двое в одной упряжке, им бы только воз довезти.
Так и катится колесница - сутки прочь, и нет десяти.

Холера в лагере нашем, горяча она и сладка,
Дома лучше кормили, но, сев за стол, нельзя не доесть куска.
И сегодня мы все бесстрашны, ибо страху нас не спасти,
Маршируем мы и теряем на день в среднем по десяти.

Эй! Лагерь свернуть - и в путь! Нас трубы торопят,
Нас ливни топят.
Лишь трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты.
Те, кто с собою не справятся, могут заткнуться,
Те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться.
Но раз уж когда-нибудь все равно ляжем и я, и ты,
Так почему б не сегодня без споров и суеты.

А ну, номер первый, заваливай стояки,
Брезент собери, растяжек не позабудь,
Веревки и колья - все вали во вьюки!
Пора, о пора уже лагерь свернуть - и в путь.
(Господи, помоги!)

Оригинал:

We`ve got the cholerer in camp -- it`s worse than forty fights;
We`re dyin` in the wilderness the same as Isrulites.
It`s before us, an` be`ind us, an` we cannot get away,
An` the doctor`s just reported we`ve ten more to-day!

Oh, strike your camp an` go, the Bugle`s callin`,
The Rains are fallin` --
The dead are bushed an` stoned to keep `em safe below.
The Band`s a-doin` all she knows to cheer us;
The Chaplain`s gone and prayed to Gawd to `ear us --
To `ear us --
O Lord, for it`s a-killin` of us so!

Since August, when it started, it`s been stickin` to our tail,
Though they`ve `ad us out by marches an` they`ve `ad us back by rail;
But it runs as fast as troop trains, and we cannot get away;
An` the sick-list to the Colonel makes ten more to-day.

There ain`t no fun in women nor there ain`t no bite to drink;
It`s much too wet for shootin`; we can only march and think;
An` at evenin`, down the nullahs, we can `ear the jackals say,
"Get up, you rotten beggars, you`ve ten more to-day!"

`Twould make a monkey cough to see our way o` doin` things --
Lieutenants takin` companies an` captains takin` wings,
An` Lances actin` Sergeants -- eight file to obey --
For we`ve lots o` quick promotion on ten deaths a day!

Our Colonel`s white an` twitterly -- `e gets no sleep nor food,
But mucks about in `orspital where nothing does no good.
`E sends us `eaps o` comforts, all bought from `is pay --
But there aren`t much comfort `andy on ten deaths a day.

Our Chaplain`s got a banjo, an` a skinny mule `e rides,
An` the stuff `e says an` sings us, Lord, it makes us split our sides!
With `is black coat-tails a-bobbin` to Ta-ra-ra Boom-der-ay!
`E`s the proper kind o` padre for ten deaths a day.

An` Father Victor `elps `im with our Roman Catholicks --
He knows an `eap of Irish songs an` rummy conjurin` tricks;
An` the two they works together when it comes to play or pray;
So we keep the ball a-rollin` on ten deaths a day.

We`ve got the cholerer in camp -- we`ve got it `ot an` sweet.
It ain`t no Christmas dinner, but it`s `elped an` we must eat.
We`ve gone beyond the funkin`, `cause we`ve found it doesn`t pay,
An` we`re rockin` round the Districk on ten deaths a day!

Then strike your camp an` go, the Rains are fallin`,
The Bugle`s callin`!
The dead are bushed an` stoned to keep `em safe below!
An` them that do not like it they can lump it,
An` them that cannot stand it they can jump it;
We`ve got to die somewhere -- some way -- some`ow --
We might as well begin to do it now!
Then, Number One, let down the tent-pole slow,
Knock out the pegs an` `old the corners -- so!
Fold in the flies, furl up the ropes, an` stow!
Oh, strike -- oh, strike your camp an` go!
(Gawd `elp us!)

Холера в лагере нашем, всех войн страшнее она,

Мы мрём средь пустынь, как евреи в библейские времена.

Она впереди, она позади, от неё никому не уйти.

Врач полковой доложил, что вчера не стало еще десяти.

Эй, лагерь свернуть - и в путь! Нас трубы торопят,

Нас ливни топят.

Лишь трупы надёжно укрыты, и камни на них, и кусты..

Грохочет оркестр, чтоб унынье в нас побороть,

Бормочет священник, чтоб нас пожалел господь,

О боже! За что нам такое, мы пред тобою чисты.

В августе хворь эта к нам пришла и с тех пор висит на хвосте,

Мы шагали бессонно, нас грузили в вагоны, но она настигала везде,

Ибо умеет в любой эшелон забраться на полпути.

И знает полковник, что завтра опять не хватит в строю десяти.

О бабах нам тошно думать, на выпивку нам плевать,

И порох подмок, остается только думать и маршировать,

А вслед по ночам шакалы завывают: "Вам не дойти,

Спешите, ублюдки, не то до утра не станет ещё десяти!"

Порядочки, те, что теперь у нас, насмешили б и обезьян:

Лейтенант принимает роту, возглавляет полк капитан,

Рядовой командует взводом. Да, по службе легко расти,

Если служишь там, где вакансий ежедневно до десяти.

Иссох, поседел полковник, он мечется день и ночь

Среди госпитальных коек, меж тех, кому не помочь.

На свои он берёт продукты, не боясь карман растрясти,

Только проку пока не видно, что ни день - то нет десяти.

Пастор в чёрном бренчит на банджо, лезет с мулом прямо в ряды,

Слыша песни его и шутки, надрывают все животы,

Чтоб развлечь нас, он даже пляшет: "Ти-ра-ри-ра, ра-ри-ра-ти!"

Он достойный отец для мрущих ежедневно по десяти.

А католиков ублажает рыжекудрый отец Виктор,

Он поет ирландские песни, ржёт взахлёб и городит вздор.

Эти двое в одной упряжке, им бы только воз довезти.

Так и катится колесница - сутки прочь, и нет десяти.

Холера в лагере нашем, горяча она и сладка,

Дома лучше кормили, но, сев за стол, нельзя не доесть куска.

И сегодня мы все бесстрашны, ибо страху нас не спасти,

Маршируем мы и теряем на день в среднем по десяти.

Эй! Лагерь свернуть - и в путь! Нас трубы торопят,

Нас ливни топят.

Лишь трупы надёжно укрыты, и камни на них, и кусты.

Те, кто с собою не справятся, могут заткнуться,

Те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться.

Но раз уж когда-нибудь все равно ляжем и я, и ты,

Так почему б не сегодня без споров и суеты.

А ну, номер первый, заваливай стояки,

Брезент собери, растяжек не позабудь,

Веревки и колья - все вали во вьюки!

Пора, о пора уже лагерь свернуть - и в путь.

Забавно, холера лечится водой с солью. Грустно, что человечество так долго перло к этому открытию

30 декабря родился Редьярд Киплинг

Детство и юность

Редьярд Киплинг родился 30 декабря 1865 г., в Бомбее. Когда будущему писателю исполнилось пять лет, родители приняли решение отправить его в английский пансион.

Спустя 7 лет его отправили на учебу в Девонское училище. Именно там юный Киплинг начал писать небольшие рассказы.

Отец, впечатленный талантом сына, определил его в качестве журналиста в редакцию “Гражданской и военной газеты”.

Его произведения начали издаваться и продаваться в 1883 г.

Начало творческого пути

Во второй половине 80-х молодой писатель предпринял поездку по Соединенным Штатам и азиатским странам в качестве репортера. Его путевые очерки приобрели немалую популярность. В 1888-1889 гг. было издано шесть книг с рассказами Киплинга.

В 1889 г. Киплинг обосновывается в Англии. После выхода его первого романа “Свет погас” начинающего писателя стали называть “вторым Диккенсом”.

Расцвет творческой деятельности

В Лондоне состоялось знакомство Киплинга с американским редактором У. Бейлстиром. Примерно в это же время писатель создает такие замечательные произведения для детей, как “Книга джунглей” и “Вторая книга джунглей”.

В 1897 г. свет увидела повесть Киплинга “Отважные мореплаватели”. В 1899 г., находясь в Южной Африке, Киплинг познакомился с символом английского империализма, С. Родсом, и написал один из сильнейших своих романов, “Ким”. Примерно в это же время была написана еще одна замечательная детская книга, “Сказки Старой Англии”.

Вся биография Киплинга свидетельствует о нем, как о сильной, но беспокойной натуре. Писатель активно интересовался политикой. Блестящий аналитический ум позволил ему “предсказать” грядущую войну с Германией. Являясь сторонником консервативных взглядов, он не раз высказывался против набирающего силу феминизма.

По окончании войны Киплинг стал членом комиссии по военным захоронениям. В 1922 г. он познакомился с королем Георгом V. Монарха и писателя долгие годы связывали теплые искренние отношения.

Болезнь и смерть

Киплинг продолжал писать до первой половины 30-х гг. XX века. К сожалению, его новые произведения пользовались далеко не такой популярностью, как ранние книги, созданные им на заре творческой деятельности.

В 1915 г. у писателя ошибочно диагностировали гастрит. Мучаясь от постоянных желудочных болей в течение многих лет, Киплинг вскоре узнал, что на самом деле у него прогрессирует язва.

Редьярд Киплинг ушел из жизни 18 января 1936 г., в Лондоне. Он был похоронен в Вестминстерском аббатстве. По мнению критиков, писатель внес огромнейший вклад в сокровищницу британской культуры.

В 1892 г. Киплинг женился на сестре У. Бейлстира, Каролине. У них было двое детей. Краткая биография Редьярда Киплинга включает в себя немало трагических моментов. Его дочь скончалась от воспаления легких в 1899 г. Во время Первой мировой войны погиб его сын Джон.

Другие варианты биографии

Вариант 2 более сжатая для доклада или сообщения в классе

Киплинг был самым молодым лауреатом Нобеля по литературе. В момент награждения ему было всего 42 года. Этот рекорд не побит до сих пор.

Работал Киплинг только черными чернилами. По мнению критиков, причиной такого “чудачества” было слабое зрение писателя.

В 1885 г. Киплинг стал членом масонской ложи. Ему нравился этот опыт, и он посвятил своей деятельности в ложе несколько стихотворений.

Писатель до конца жизни страдал от бессонницы. Она развилась на фоне дурного обращения с ним в частном пансионе, в котором он жил в детстве, на протяжении шести лет.

Холера в лагере у нас, страшнее всех войн она,

В пустыне дохнем мы, как евреи в библейские времена.

Она впереди, она позади, от нее никому не уйти.

Врач полковой доложил, что вчера не стало еще десяти.

Эй, лагерь свернуть — и в путь!

Нас трубы торопят,

Нас ливни топят.

Только трупы надежно укрыты — и камни на них, и кусты..

Грохочет оркестр, чтоб унынье в душах у нас побороть,

Бормочет священник, вроде о том,чтоб нас пожалел господь,

О боже! За что нам такое, ведь мы пред тобою чисты.

В августе хворь эта к нам пришла и с тех пор висит на хвосте,

Мы шагали бессонно, нас грузили в вагоны, но она настигала везде,

Она же умеет в любой эшелон забраться на полпути.

И знает полковник, что завтра опять не хватит в строю десяти.

О бабах и думать тошно, на выпивку наплевать,

И порох подмок, остается одно — только маршировать,

А вслед по ночам завывают шакалы: «Вам всё одно не дойти,

Порядочки, что теперь у нас, насмешили бы и обезьян:

Лейтенант принимает роту, полком командует капитан,

Рядовой командует взводом. Да, по службе легко расти,

Если служишь там, где вакансий ежедневно до десяти.

Иссох, поседел полковник, он мечется день и ночь

Среди госпитальных коек, меж тех, кому не помочь.

На свои покупает продукты, не боится карман растрясти,

Только проку пока никакого, что ни день — то нет десяти.

Пастор в черном бренчит на банджо, лезет с мулом прямо в ряды,

Слыша песни его и шутки, надрывают все животы,

Он достойный отец для нас, кто мрёт ежедневно по десяти.

А католиков ублажает рыжекудрый отец Виктор,

Он поет ирландские песни, ржет взахлеб и городит вздор.

Эти двое в одной упряжке, им бы только воз довезти.

Так и катится колесница — сутки прочь, и нет десяти.

Холера в лагере нашем, горяча она и сладка,

Дома лучше кормили, но, как за столом не доесть куска?

И сегодня мы все бесстрашны, ведь страхом нас не спасти,

Маршируем мы и теряем на день в среднем по десяти.

Эй! Лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят,

Нас ливни топят.

Только трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты.

И те, кто с собою не справятся, могут заткнуться,

А те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться.

Ведь когда-нибудь все равно мы все ляжем, и я, и ты,

Так почему б не сегодня без споров и суеты.?

А ну, номер первый, заваливай стояки,

Брезент собери, да и растяжки тут не забудь,

Веревки и колья — все вали во вьюки!

Пора, ой пора уже лагерь свернуть — и в путь.

В наш лагерь холера пришла — она ста боев злее,

И мы умираем в пустыне, как древние иудеи;

Она впереди, она позади, нам не уйти прочь,

И доктор сказал: у нас умерло десять в ночь.

Снимите лагерь, и прочь горны зовут, ливни льют.

Трупы прикрыты камнем и безопасны для нас!

Оркестр играет, чтобы ободрить нас;

Священник молится Богу: в сей страшный час

Услышишь нас, Господи, ибо это нам смерть!

В августе началась и шла по пятам за нами,

Думали маршем ее обогнать, уйти от нее поездами.

Но эшелонов быстрей она, и нам не уйти прочь,

И полковник ведомость подписал, — десять смертей в ночь!

Нам не до шуток с бабами, нет охот, и никто не пьян;

Нам остается лишь думать, шагая под барабан;

Шакалов шакал в лощине вечерами сзывает помочь:

Смеялись бы обезьяны, на наши дела смотря, —

Как ротные командуют и суетятся зря.

Ефрейторы и сержанты — словно в бою, точь-в-точь.

Но всё, чего мы добились, — десять смертей в ночь!

Полковник бледен, в тревоге, не ест, не спит, поседел,

Его удручает госпиталь, где мало хороших дел.

Он нас утешает часто — но как там пророчь ни пророчь,

Что стоит сотня посулов, если десять смертей в ночь!

С тощего мула пастор нам распевает псалмы,

Над ерундой, что несет он, смехом исходим мы.

В черном весь тараторящий, песней хочет помочь!

Отец Виктор, ярый католик, помогает ему,

Знает кучу ирландских песен, колдовских наговоров тьму;

Вместе они работают, молятся во всю мочь,

Как карусель ни вертится — десять смертей в ночь!

В наш лагерь холера пришла, горяча и сладка она.

Она не праздничное питье, но мы выпьем его до дна.

Бояться ее не стоит, — стараясь страх превозмочь,

Мы колесим по округе с десятком смертей в ночь!

Снимите лагерь и прочь — ливни льют, горны зовут.

Трупы прикрыты камнем и безопасны для нас!

Кому камень мал, пусть больший кладет,

Кто устоять не может, пусть перепрыгнет тот!

Когда-нибудь — здесь ли, там ли — придет смертный час,

Мы можем отлично умереть и сейчас.

Слушай жe, первый номер, приказ:

Срывай палатки, колышки бей,

Брезент и веревки сложи, торопясь!

Снимите лагерь и прочь скорей!

Холера в лагере нашем, всех войн страшнее она,

Мы мрем средь пустынь, как евреи в библейские времена.

Она впереди, она позади, от нее никому не уйти.

Врач полковой доложил, что вчера не стало еще десяти.

Эй, лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят,

Нас ливни топят.

Лишь трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты..

Грохочет оркестр, чтоб унынье в нас побороть,

Бормочет священник, чтоб нас пожалел господь,

О боже! За что нам такое, мы пред тобою чисты.

В августе хворь эта к нам пришла и с тех пор висит на хвосте,

Мы шагали бессонно, нас грузили в вагоны, но она настигала везде,

Ибо умеет в любой эшелон забраться на полпути.

И знает полковник, что завтра опять не хватит в строю десяти.

О бабах нам тошно думать, на выпивку нам плевать,

И порох подмок, остается только думать и маршировать,

А вслед по ночам шакалы завывают: «Вам не дойти,

Порядочки, те, что теперь у нас, насмешили б и обезьян:

Лейтенант принимает роту, возглавляет полк капитан,

Рядовой командует взводом. Да, по службе легко расти,

Если служишь там, где вакансий ежедневно до десяти.

Иссох, поседел полковник, он мечется день и ночь

Среди госпитальных коек, меж тех, кому не помочь.

На свои он берет продукты, не боясь карман растрясти,

Только проку пока не видно, что ни день — то нет десяти.

Пастор в черном бренчит на банджо, лезет с мулом прямо в ряды,

Слыша песни его и шутки, надрывают все животы,

Он достойный отец для мрущих ежедневно по десяти.

А католиков ублажает рыжекудрый отец Виктор,

Он поет ирландские песни, ржет взахлеб и городит вздор.

Эти двое в одной упряжке, им бы только воз довезти.

Так и катится колесница — сутки прочь, и нет десяти.

Холера в лагере нашем, горяча она и сладка,

Дома лучше кормили, но, сев за стол, нельзя не доесть куска.

И сегодня мы все бесстрашны, ибо страху нас не спасти,

Маршируем мы и теряем на день в среднем по десяти.

Эй! Лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят,

Нас ливни топят.

Лишь трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты.

Те, кто с собою не справятся, могут заткнуться,

Те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться.

Но раз уж когда-нибудь все равно ляжем и я, и ты,

Так почему б не сегодня без споров и суеты.

А ну, номер первый, заваливай стояки,

Брезент собери, растяжек не позабудь,

Веревки и колья — все вали во вьюки!

Пора, о пора уже лагерь свернуть — и в путь.

Поездка в лагерь — первая вылазка ребенка во взрослую жизнь: жесткого контроля нет, вокруг — такие же безбашенные ровесники и мир, полный страшного и веселого. Что творят дети вдали от родительских глаз, кто следит за их безопасностью и какие воспитательные меры принимает руководство — рассказывают вожатые самарских лагерей. Бонус — комментарий психолога: к чему может привести летний отдых и всем ли детям лагерь идет на пользу.

Я откликнулась на вакансию вожатой за три дня до окончания набора сотрудников. Никакого собеседования со мной не проводили: пришла, заполнила документы и все — можешь работать.

Мне достались дети самого противного возраста: 11-12 лет. Как и в любом коллективе, без ссор не обходилось. Один мальчик довыпендривался и ему сломали ногу. В лагерях, когда что-то такое происходит, сразу вызывают скорую и полицию, чтобы зафиксировать, что это не нападение вожатого.

На следующий день по громкоговорителю меня и мальчика, который был инициатором драки, вызвали к директору. Он шел весь белый, перепуганный, дрожащим голосом шептал, что его посадят. Я чуть ли не смеюсь, успокаиваю его, а он уже все, думает, — прощай школа, суши сухари, маман. В кабинете директора парень разрыдался. И мне пришлось этого огромного бугая выше меня ростом обнимать, как котенка, и успокаивать на руках.

Самыми трудными детьми были не хулиганы, а те, кого притащили в лагерь насильно. Такие постоянно плачут, сидят одни. Сначала уговариваешь их что-то делать, а потом просто руки опускаются. Ну вот что сделаешь: сдашься и перестанешь уговаривать, скажут, что были плохие вожатые и неинтересная смена, продолжишь, — другие дети обидятся, что с кем-то носятся, а с ними нет.

(фамилия и имя изменены)

В прошлом году в лагере была старшая воспитательница, которая считала нормой отнимать у ребенка телефон за непослушание и пугать байкой про пиковую даму, которая придет и накажет его. Спорить с этим маразмом было бесполезно, так как она была нашим начальником и считала, что лучше всех знает, как обращаться с детьми. Все остальные воспитатели были хорошими — мы вместе устраивали детям игры, потому что развлекательной программы практически не было. Иногда дети веселили себя сами — старшие отряды могли вечерами выпить и покурить.

Однажды я поймал ребенка из своего отряда на краже: пытался стащить телефон из чужой сумки. Начальству докладывать не стал, потому что их методы воспитания не разделял. Вместо этого попытался сам поговорить с мальчиком. Не знаю, помогла ли моя беседа, но после этого он мне больше на краже не попадался. Я довел смену до конца, потому что были дети и руководители, к которым я хорошо относился, не хотелось оставлять их одних.

Я поехала в лагерь, чтобы пройти университетскую практику и поначалу была сильно запугана. Однокурсники рассказывали, что дети теряют контроль и могут сотворить что угодно: переспать друг с другом, напиться, подраться.

Среди вожатых не очень много парней, и от этого к тебе относятся с большим вниманием. Не всегда в хорошем смысле: в нашей смене был парень, который делал почти все — возился целый день с детьми, сам мыл полы, а его совожатые в это время филонили. Я же с криками, что не мужское это дело, уборкой корпуса не занимался никогда.

Практикующий семейный психолог, кандидат наук

Важно учитывать, что отдых в летнем лагере будет ребенку в радость, если он умеет позаботиться о себе как в бытовом, так и в эмоциональном плане. Он легко справляется с гигиеническими правилами, умеет обратиться за любой помощью ко взрослым, знает, как самого себя утешить или подбодрить, владеет несколькими способами разрешения конфликтов и споров со сверстниками. Возраст, в котором ребенок обретает такую самостоятельность. может быть очень разным — кто-то уже в восемь лет способен к этому, а кто-то и до пятнадцати не освоил эти умения.

Если ребенок плачет и просится домой, стоит посоветоваться с воспитателями и вожатыми, прислушаться не к его слезам и просьбам, а к тому, как он объясняет свое желание. Главное — при принятии решения думать о ребенке, а не о своих интересах.

Поездка в лагерь — первая вылазка ребенка во взрослую жизнь: жесткого контроля нет, вокруг — такие же безбашенные ровесники и мир, полный страшного и веселого. Что творят дети вдали от родительских глаз, кто следит за их безопасностью и какие воспитательные меры принимает руководство — рассказывают вожатые самарских лагерей. Бонус — комментарий психолога: к чему может привести летний отдых и всем ли детям лагерь идет на пользу.

Я откликнулась на вакансию вожатой за три дня до окончания набора сотрудников. Никакого собеседования со мной не проводили: пришла, заполнила документы и все — можешь работать.

Мне достались дети самого противного возраста: 11-12 лет. Как и в любом коллективе, без ссор не обходилось. Один мальчик довыпендривался и ему сломали ногу. В лагерях, когда что-то такое происходит, сразу вызывают скорую и полицию, чтобы зафиксировать, что это не нападение вожатого.

На следующий день по громкоговорителю меня и мальчика, который был инициатором драки, вызвали к директору. Он шел весь белый, перепуганный, дрожащим голосом шептал, что его посадят. Я чуть ли не смеюсь, успокаиваю его, а он уже все, думает, — прощай школа, суши сухари, маман. В кабинете директора парень разрыдался. И мне пришлось этого огромного бугая выше меня ростом обнимать, как котенка, и успокаивать на руках.

Самыми трудными детьми были не хулиганы, а те, кого притащили в лагерь насильно. Такие постоянно плачут, сидят одни. Сначала уговариваешь их что-то делать, а потом просто руки опускаются. Ну вот что сделаешь: сдашься и перестанешь уговаривать, скажут, что были плохие вожатые и неинтересная смена, продолжишь, — другие дети обидятся, что с кем-то носятся, а с ними нет.

(фамилия и имя изменены)

В прошлом году в лагере была старшая воспитательница, которая считала нормой отнимать у ребенка телефон за непослушание и пугать байкой про пиковую даму, которая придет и накажет его. Спорить с этим маразмом было бесполезно, так как она была нашим начальником и считала, что лучше всех знает, как обращаться с детьми. Все остальные воспитатели были хорошими — мы вместе устраивали детям игры, потому что развлекательной программы практически не было. Иногда дети веселили себя сами — старшие отряды могли вечерами выпить и покурить.

Однажды я поймал ребенка из своего отряда на краже: пытался стащить телефон из чужой сумки. Начальству докладывать не стал, потому что их методы воспитания не разделял. Вместо этого попытался сам поговорить с мальчиком. Не знаю, помогла ли моя беседа, но после этого он мне больше на краже не попадался. Я довел смену до конца, потому что были дети и руководители, к которым я хорошо относился, не хотелось оставлять их одних.

Я поехала в лагерь, чтобы пройти университетскую практику и поначалу была сильно запугана. Однокурсники рассказывали, что дети теряют контроль и могут сотворить что угодно: переспать друг с другом, напиться, подраться.

Среди вожатых не очень много парней, и от этого к тебе относятся с большим вниманием. Не всегда в хорошем смысле: в нашей смене был парень, который делал почти все — возился целый день с детьми, сам мыл полы, а его совожатые в это время филонили. Я же с криками, что не мужское это дело, уборкой корпуса не занимался никогда.

Практикующий семейный психолог, кандидат наук

Важно учитывать, что отдых в летнем лагере будет ребенку в радость, если он умеет позаботиться о себе как в бытовом, так и в эмоциональном плане. Он легко справляется с гигиеническими правилами, умеет обратиться за любой помощью ко взрослым, знает, как самого себя утешить или подбодрить, владеет несколькими способами разрешения конфликтов и споров со сверстниками. Возраст, в котором ребенок обретает такую самостоятельность. может быть очень разным — кто-то уже в восемь лет способен к этому, а кто-то и до пятнадцати не освоил эти умения.

Если ребенок плачет и просится домой, стоит посоветоваться с воспитателями и вожатыми, прислушаться не к его слезам и просьбам, а к тому, как он объясняет свое желание. Главное — при принятии решения думать о ребенке, а не о своих интересах.

Холера в лагере у нас, страшнее всех войн она,

В пустыне дохнем мы, как евреи в библейские времена.

Она впереди, она позади, от нее никому не уйти.

Врач полковой доложил, что вчера не стало еще десяти.

Эй, лагерь свернуть — и в путь!

Нас трубы торопят,

Нас ливни топят.

Только трупы надежно укрыты — и камни на них, и кусты..

Грохочет оркестр, чтоб унынье в душах у нас побороть,

Бормочет священник, вроде о том,чтоб нас пожалел господь,

О боже! За что нам такое, ведь мы пред тобою чисты.

В августе хворь эта к нам пришла и с тех пор висит на хвосте,

Мы шагали бессонно, нас грузили в вагоны, но она настигала везде,

Она же умеет в любой эшелон забраться на полпути.

И знает полковник, что завтра опять не хватит в строю десяти.

О бабах и думать тошно, на выпивку наплевать,

И порох подмок, остается одно — только маршировать,

А вслед по ночам завывают шакалы: «Вам всё одно не дойти,

Порядочки, что теперь у нас, насмешили бы и обезьян:

Лейтенант принимает роту, полком командует капитан,

Рядовой командует взводом. Да, по службе легко расти,

Если служишь там, где вакансий ежедневно до десяти.

Иссох, поседел полковник, он мечется день и ночь

Среди госпитальных коек, меж тех, кому не помочь.

На свои покупает продукты, не боится карман растрясти,

Только проку пока никакого, что ни день — то нет десяти.

Пастор в черном бренчит на банджо, лезет с мулом прямо в ряды,

Слыша песни его и шутки, надрывают все животы,

Он достойный отец для нас, кто мрёт ежедневно по десяти.

А католиков ублажает рыжекудрый отец Виктор,

Он поет ирландские песни, ржет взахлеб и городит вздор.

Эти двое в одной упряжке, им бы только воз довезти.

Так и катится колесница — сутки прочь, и нет десяти.

Холера в лагере нашем, горяча она и сладка,

Дома лучше кормили, но, как за столом не доесть куска?

И сегодня мы все бесстрашны, ведь страхом нас не спасти,

Маршируем мы и теряем на день в среднем по десяти.

Эй! Лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят,

Нас ливни топят.

Только трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты.

И те, кто с собою не справятся, могут заткнуться,

А те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться.

Ведь когда-нибудь все равно мы все ляжем, и я, и ты,

Так почему б не сегодня без споров и суеты.?

А ну, номер первый, заваливай стояки,

Брезент собери, да и растяжки тут не забудь,

Веревки и колья — все вали во вьюки!

Пора, ой пора уже лагерь свернуть — и в путь.

В наш лагерь холера пришла — она ста боев злее,

И мы умираем в пустыне, как древние иудеи;

Она впереди, она позади, нам не уйти прочь,

И доктор сказал: у нас умерло десять в ночь.

Снимите лагерь, и прочь горны зовут, ливни льют.

Трупы прикрыты камнем и безопасны для нас!

Оркестр играет, чтобы ободрить нас;

Священник молится Богу: в сей страшный час

Услышишь нас, Господи, ибо это нам смерть!

В августе началась и шла по пятам за нами,

Думали маршем ее обогнать, уйти от нее поездами.

Но эшелонов быстрей она, и нам не уйти прочь,

И полковник ведомость подписал, — десять смертей в ночь!

Нам не до шуток с бабами, нет охот, и никто не пьян;

Нам остается лишь думать, шагая под барабан;

Шакалов шакал в лощине вечерами сзывает помочь:

Смеялись бы обезьяны, на наши дела смотря, —

Как ротные командуют и суетятся зря.

Ефрейторы и сержанты — словно в бою, точь-в-точь.

Но всё, чего мы добились, — десять смертей в ночь!

Полковник бледен, в тревоге, не ест, не спит, поседел,

Его удручает госпиталь, где мало хороших дел.

Он нас утешает часто — но как там пророчь ни пророчь,

Что стоит сотня посулов, если десять смертей в ночь!

С тощего мула пастор нам распевает псалмы,

Над ерундой, что несет он, смехом исходим мы.

В черном весь тараторящий, песней хочет помочь!

Отец Виктор, ярый католик, помогает ему,

Знает кучу ирландских песен, колдовских наговоров тьму;

Вместе они работают, молятся во всю мочь,

Как карусель ни вертится — десять смертей в ночь!

В наш лагерь холера пришла, горяча и сладка она.

Она не праздничное питье, но мы выпьем его до дна.

Бояться ее не стоит, — стараясь страх превозмочь,

Мы колесим по округе с десятком смертей в ночь!

Снимите лагерь и прочь — ливни льют, горны зовут.

Трупы прикрыты камнем и безопасны для нас!

Кому камень мал, пусть больший кладет,

Кто устоять не может, пусть перепрыгнет тот!

Когда-нибудь — здесь ли, там ли — придет смертный час,

Мы можем отлично умереть и сейчас.

Слушай жe, первый номер, приказ:

Срывай палатки, колышки бей,

Брезент и веревки сложи, торопясь!

Снимите лагерь и прочь скорей!

Холера в лагере нашем, всех войн страшнее она,

Мы мрем средь пустынь, как евреи в библейские времена.

Она впереди, она позади, от нее никому не уйти.

Врач полковой доложил, что вчера не стало еще десяти.

Эй, лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят,

Нас ливни топят.

Лишь трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты..

Грохочет оркестр, чтоб унынье в нас побороть,

Бормочет священник, чтоб нас пожалел господь,

О боже! За что нам такое, мы пред тобою чисты.

В августе хворь эта к нам пришла и с тех пор висит на хвосте,

Мы шагали бессонно, нас грузили в вагоны, но она настигала везде,

Ибо умеет в любой эшелон забраться на полпути.

И знает полковник, что завтра опять не хватит в строю десяти.

О бабах нам тошно думать, на выпивку нам плевать,

И порох подмок, остается только думать и маршировать,

А вслед по ночам шакалы завывают: «Вам не дойти,

Порядочки, те, что теперь у нас, насмешили б и обезьян:

Лейтенант принимает роту, возглавляет полк капитан,

Рядовой командует взводом. Да, по службе легко расти,

Если служишь там, где вакансий ежедневно до десяти.

Иссох, поседел полковник, он мечется день и ночь

Среди госпитальных коек, меж тех, кому не помочь.

На свои он берет продукты, не боясь карман растрясти,

Только проку пока не видно, что ни день — то нет десяти.

Пастор в черном бренчит на банджо, лезет с мулом прямо в ряды,

Слыша песни его и шутки, надрывают все животы,

Он достойный отец для мрущих ежедневно по десяти.

А католиков ублажает рыжекудрый отец Виктор,

Он поет ирландские песни, ржет взахлеб и городит вздор.

Эти двое в одной упряжке, им бы только воз довезти.

Так и катится колесница — сутки прочь, и нет десяти.

Холера в лагере нашем, горяча она и сладка,

Дома лучше кормили, но, сев за стол, нельзя не доесть куска.

И сегодня мы все бесстрашны, ибо страху нас не спасти,

Маршируем мы и теряем на день в среднем по десяти.

Эй! Лагерь свернуть — и в путь! Нас трубы торопят,

Нас ливни топят.

Лишь трупы надежно укрыты, и камни на них, и кусты.

Те, кто с собою не справятся, могут заткнуться,

Те, кому сдохнуть не нравится, могут живыми вернуться.

Но раз уж когда-нибудь все равно ляжем и я, и ты,

Так почему б не сегодня без споров и суеты.

А ну, номер первый, заваливай стояки,

Брезент собери, растяжек не позабудь,

Веревки и колья — все вали во вьюки!

Пора, о пора уже лагерь свернуть — и в путь.