Красовский признался что у него вич
прочитала сегодня на "Дожде"
Красовский считает, что открытость — главный способ и защиты от ВИЧ, и помощи людям с ВИЧ-положительным статусом.
В начале 2013 года Антон Красовский совершил камин-аут и лишился работы на телеканале KontrTV. Он исчез из эфира после фразы "Я - гомосексуал. И я такой же человек, как вы. Как наш президент, как премьер, как и другие люди в АП или правительстве...". Вскоре был закрыт и сам телеканал.
В 2015 году Антон Красовский создал НКО Фонд СПИД.Центр для помощи людям, живущим с ВИЧ.
". Фонд СПИД.Центр - не сборище, не банк и не религия. Это место, которое мы строим, чтоб дожить до будущего..." - написал Красовский, объясняя цели своего проекта.
В январе 2015 года о жизни с ВИЧ-инфекцией рассказал известный журналист Павел Лобков. Он также является одним из членов попечительского совета СПИД.Центра.
Это интервью Антона от 03 октября 2016, где он рассказывает о проблемах ВИЧ в нашей стране и о самой сути явления.
Интервью с руководителем организации СПИД.ЦЕНТР Антоном Красовским
— На самом деле, проблема ВИЧ существует повсеместно. Но у нас она в запущенном состоянии, потому что сейчас не ВИЧ — главная проблема России.
Победить что-либо — бездорожье, провинциальность, агрессивность нашу и тот же ВИЧ в нашей стране можно, только победив русскую депрессивность. Тут никто не хочет работать, потому что всем грустно. Потому что ни у кого не осталось надежды. И эту безнадегу люди пытаются побороть наркотиками и бухлом.
И даже если ты не хочешь бухать, вот не лезет больше, то тебе все равно совершенно нечем заняться. И это все не потому, что нет денег. Денег и надежды нет потому, что в России людям наплевать на самих себя. Употребляют они наркотики или нет, ВИЧ-позитивные они или нет, женщины они, мужчины, дети, геи, гетеросексуалы, таксисты, министры… Им всем наплевать на свою жизнь. В России нет никакого стимула жить долго, жить хорошо и жить честно. Тут важно прожить ярко. Потому что окружающая среда — это 50 оттенков серого. Так что нечего удивляться, что люди колются и не предохраняются.
— Сама жизнь в России — это поражение. Вот как человек от рождения грешен, так же родившийся в России — с рождения проигравший. Всю свою жизнь я борюсь с этим своим поражением, пытаясь доказать, что проигравшие люди тоже имеют право на существование. Поэтому в последние два года я проигравший вдвойне. Например, мне не удалось ничего сделать для строительства большого клинического центра для людей, которые живут с ВИЧ в России. Потому что, если бы я был симпатичным, тихим, вежливым и очень талантливым народным артистом России и меня за какую-нибудь роль любил бы лично Владимир Владимирович Путин, то у меня были бы возможности построить и больницу, и театр, и коттеджный поселок в придачу вне зависимости от желания каких-то людей вокруг. Но я, к сожалению, не народный артист, не тихий, не договороспособный и меня, думаю, Владимир Владимирович даже не знает. Поэтому мне не удалось этого сделать, это мое личное поражение.
— Кажется, что чувство пораженчества очень распространено среди самих ВИЧ-инфицированных. Мне жаловались специалисты, что часто люди узнают о своем статусе и элементарно не встают на учет, за ним надо бегать, уговаривать лечиться. Они сознательно убивают себя?
— Бывает же такое, что человек ведет здоровый образ жизни, занимается спортом и вдруг узнает, что он ВИЧ-положительный, и не идет лечиться?
— Бывает. Это вторая тема ВИЧ, которая не связана непосредственно с Россией, но в России ее больше, чем в цивилизованном мире. Это стигматизация. Болеть ВИЧ — очень неудобно. Например, если ты спортивный и богатый человек, и у тебя обнаружили гипертонию, ты можешь пойти в прекрасную клинику за деньги, и там тебя, нае*** [обманув], конечно, немного подлечат. А с вичухой так не получится. Ты должен реально пойти в государственную больницу, постоять там денек в толпе… И больше туда не пойти. И умереть. Я такие случаи видел.
— То есть в итоге убивают себя из-за чувства стыда?
— В России, даже будучи богатым человеком, ты не можешь наладить себе нормальный быт. Человек попадает в эту систему и не понимает, как ему дальше жить, и просто забивает на это. Я не знаю, как это происходит в Екатеринбурге или Челябинске. Но в Москве и Подмосковье это все происходит довольно некомфортно. Человек приходит в эту больницу, в регистратуру фиг дозвонишься, толпа на четыре часа, и как вообще быть, к какому врачу идти, каких тебе таблеток дадут, а может и вовсе не дадут — ничего не понятно.
-Потому, что принято считать, что ВИЧ болеют наркоманы, и с ними так можно?
— Это потому, что людям, которые занимались и занимаются этой проблемой в государстве, было на это наплевать, и потому, что начальство лично никогда не имело к этому отношения. Начальники у нас всегда болеют кардиологией, поэтому в Москве несколько огромных кардиологических центров. На хрена они нужны? При этом ни в одном из них не делают операцию хоть частичной сложности, которую делают в любой больнице любого штата США. Зато в Московской области, например, нет ни одной гнойной хирургии. Человека порежут ножом, у него нагноение, а везти его некуда. Сепсис, и — досвидульки.
— Как журналисты в России должны говорить о ВИЧ, чтобы быть услышанными?
— Честно. По отношению ко всем. И для всех. Есть некоторое количество табу с разных сторон. Например, давайте не будем завышать официальные цифры, иначе вообще не будут об этом говорить. Или давайте не будем говорить об эпидемии среди геев, потому что они и так стигматизированная группа. Или давайте не будем говорить, что наркопотребители — основной движок эпидемии, потому что никто себя с ними не ассоциирует, и никто не будет проверяться на ВИЧ. На самом деле, давайте будем.
— Что нужно знать о ВИЧ в России, чтобы что-то изменить?
— Например, в Америке это чисто гейская тема. Там эпидемия сконцентрирована в этой группе. Плюс случайно оказавшиеся в этом поле женщины, заразившиеся через бисексуалов, трансгендеры и сейчас еще небольшая, но растущая группа чернокожей наркомании. А в России это чистой воды наркопотребление. Вот ты понимаешь, что у тебя депрессивный регион, там наркоманы, и ничего не хочешь с этим делать. Ты публично отказываешься от заместительной терапии, потому что проще приковать человека к батарее, чем потратить полбюджета федерального округа на программы снижения вреда, лоббирование метадона, на социальных работников, возрождение села, а главное, на программы занятости для молодежи.
«А сделайте хотя бы, как я! — говорит Евгений Ройзман. Да не надо делать хотя бы. Надо делать, как во всем мире делают и побеждают. Не побеждают наркоманию насилием. Побеждают ее огромными тектоническими изменениями в собственном сознании. И в сознании региона.
Побеждают ее, когда врачи умеют доказывать полицейским, что метадон лучше героина. Если же врачи соглашаются с полицейскими, что пусть все идет, как идет, пусть уж лучше герыч, то нельзя победить ни наркоманию, ни ВИЧ. Сейчас на меня набросятся все свердловчане. Будут меня обвинять в том, что я ни черта не понимаю в ваших проблемах, в специфике. Некоторые, как они любят, скажут, что я у них на разогреве. А на самом деле это вы на разогреве у всей страны.
Это вы — эпицентр эпидемии ВИЧ и наркомании. И это ваша вина. Ваша. Вы там живете. Вы либо ничего не делаете, либо делаете все не так. И в конце концов эти сотни тысяч людей, живущих у вас с ВИЧ, должны были бы стать для вас доказательством. Но — уверен — не станут.
И вы продолжите приковывать [наркоманов к батареям], а уральцев с ВИЧ станет миллион.
Антон Красовский. Биография
Российский журналист, телеведущий, литератор, публицист, критик. Главный редактор и соведущий общественно-политического шоу НТВшники на канале НТВ. Возглавлял службу специальных проектов и PR в журнале Harper's Bazaar и службу маркетинга и PR компании Pynes&Moerner, был издателем журнала Wallpaper, постоянный автор мужского журнала GQ.
Родился 18 июля 1975 года в городе Подольске Московской области.
В 1992 году окончил школу № 633 г. Москвы.
В 1999 году окончил Литературный институт имени А. М. Горького, где изучал поэзию.
В 2003 году возглавил службу специальных проектов журнала Harper's Bazaar, в 2005 становится издателем журнала Wallpaper, позже 2 года возглавляет медиа-отдел консалтинговой компании Pynes&Moerner.
Активный пользователь социальных сетей, имеет аккаунты в Twitter, Facebook, LiveJournal.
В 2008 году большой резонанс в среде блогеров LiveJournal вызвала полемика Красовского и Вероники Белоцерковской. Причиной послужил довольно резкий отзыв, написанный Красовским о московской версии журнала Собака. Ру и его создателях.
28 декабря 2011 года в рамках избирательной кампании по выборам Президента России Красовский возглавил предвыборный штаб кандидата Михаила Прохорова.
СВИРЕПО И ВЛАСТНО ЛЮБИТЬ ЖИЗНЬ (с)
Один из ведущих сотрудников предвыборного штаба Ксении Собчак, директор фонда "СПИД. Центр" Антон Красовский сообщил, что у него ВИЧ. В интервью изданию Zag он сообщил, что вирус иммунодефицита человека у него диагностировали в 2011 году.
"Я сам живу с ВИЧ с 2011 года, и я сам прошёл через все эти унижения и ад, через которые проходят все обычные люди", - поделился Красовский. "И основным котлом этой эпидемии в России являются инъекционные наркопотребители, которых никто здесь не считает, их миллионы", - добавил он.
Сорокадвухлетний Антон Вячеславович Красовский - журналист и телеведущий, театральный критик, ресторанный критик, поэт, прозаик, рекламщик, пиарщик. Выпускник Литературного института им. А. М. Горького, бывший театральный обозреватель "Вечерней Москвы" и "Независимой газеты", экс-редактор отдела культуры журнала "Vogue" и экс-издатель журнала "Wallpaper", соавтор и редактор справочника "100 лучших ресторанов Москвы", член жюри гастрономической премии "Лавровый лист". Сотрудник избирательного штаба Союза правых сил на думских выборах-1999. В течение двух лет возглавлял медиа-отдел консалтинговой компании Pynes & Moerner. С 2009 года по февраль 2012 года был главным редактором программ "НТВшники" и "Музыкальный ринг" на канале НТВ. Автор заказных фильмов-расследований (в жанре чёрного пиара) о президенте Белоруссии Александре Лукашенко, бывшем руководителе Приднестровья Игоре Смирнове, бывшем московском мэре Юрии Лужкове. В 2012 году в рамках избирательной кампании по выборам Президента России возглавлял предвыборный штаб кандидата Михаила Прохорова.
25 января 2013 года, после эфира программы "Angry Guyzzz" на телеканале Kontr TV, в котором обсуждался закон о запрете пропаганды гомосексуализма, Красовский совершил каминг-аут, то есть сделал публичное заявление о своей гомосексуальной ориентации.
Основал благотворительный фонд "СПИД. Центр", который занимается проблемами распространения ВИЧ-инфекции. В Попечительский совет фонда входят, к примеру, журналист телеканала "Дождь" и ВИЧ-инфицированный гей Павел Лобков, адвокат режиссёра Алексея Учителя и бывший сенатор Константин Добрынин (его коллегия адвокатов "Pen & Paper" - официальный партнёр НКО "СПИД.Центр"), телеведущая и депутат от "Единой России" Оксана Пушкина.
Красовский находится в жёсткой оппозиции российской власти. Он симпатизировал Евромайдану, считает воссоединение Крыма с Россией "аннексией", уверен, что "Россия ведёт войну на Донбассе". Является радикальным западником, категорически отрицает особый российский путь, в марте 2016 года заявил о "ничтожности русских". 12 сентября 2017 года, впечатлённый зрелищем стотысячной толпы под православными хоругвями в центре Санкт-Петербурга (крестный ход в честь дня перенесения мощей святого благоверного князя Александра Невского) написал на странице в Facebook: "Увозите своих детей! Уезжайте сами! Не ходите б***ь ни на какие выборы. Учите человеческие языки и валите. Тут надежды нет и не будет!".
24 октября 2017 года Антон Красовский вошёл в избирательный штаб своей лучшей подруги - Ксении Собчак, объявившей о намерении баллотироваться на пост президента РФ. С начала ноября он является соведущим (вместе с Собчак) издевательского шоу "Можем повторить" на телеканале "Пятница!".
Избранные цитаты:
"Может вы и гей (вот уж словечко отвратительное), а я пидорас"
"Отчего у меня никогда не было никаких проблем - оттого, что все знали, что я пидорас. Товарищи, пидорас и всё"
 | Фото: Дмитрий Феоктистов/ТАСС |
 | Фото: Алексей Никольский/ТАСС |
 | Фото: mskagency.ru |
- Могу вообще не выходить из дома
- 1-2 раза в неделю
- 3-4 раза в неделю
- Ежедневно
- Да, мне нравится работать в офисе
- Нет, дома лучше
- Моя работа не предусматривает удаленного режима
- У меня удаленная работа
- Совершенно не опасен
- Опасен не больше, чем грипп
- Очень опасен для пожилых
- Очень опасен для всех
 |
 | 18 апреля 2019, 12:08 Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС Текст: Мария Трубина |
Версия о том, что приемные родители ребенка, а также сотрудники детского дома не знали о его диагнозе, представляется эксперту нежизнеспособной.
Отвечая на вопрос, почему в интернатах самих детей не проверяют на ВИЧ и гепатиты, Красовский отметил, что проверять ребенка на гепатит в обязательном порядке никто не обязан, а в случае с ВИЧ ребенка проверяют только в том случае, если вирус был обнаружен у одного из родителей.
Напомним, ранее уполномоченный по правам ребенка города Искитима Новосибирской области обратилась в прокуратуру с просьбой разобраться с нарушением прав ВИЧ-инфицированного ребенка, которого не берут в школу и вместе с семьей выживают из города.
Следственный комитет возбудил уголовное дело о неприкосновенности частной жизни по факту нарушения прав ребенка и его семьи.
Антон Красовский, 43 года, журналист
Телеведущий признался в 2017 году, что у него положительный ВИЧ-статус. Об этом он рассказал в интервью Zag.
Джерри Герман, 87 лет, композитор
Герман — пример того, что экспериментальные препараты и новые методы лечения ВИЧ на самом деле работают. Композитор принимает лекарства, с помощью которых ему удается по сей день наслаждаться жизнью.
Энди Белл, 54 года, музыкант
Вокалист синтипоп-дуэта Erasure и открытый гей узнал о своем заболевании в 1990 году. Тогда врачи назначили звезде лечение от пневмонии.
Сейчас Белл регулярно проходит курс комбинаторной терапии, позволяющей ему вести жизнь обычного человека.
Павел Лобков, 51 год, журналист
Бывший телеведущий НТВ и автор ряда телепередач — один из редчайших смельчаков среди Россиян, кто признался в страшном заболевании.
Ларри Крамер, 83 года, драматург
Лауреат Пулитцеровской премии, борец за права ЛГБТ и ВИЧ-инфицированных, один из самых эпатажных писателей США с 1991 года ведет активистскую деятельность.
Грег Луганис, 58 лет, спортсмен
Сейчас Луганис преподает в школе актерского мастерства, снимается в фильмах, играет в театре. Вирус в его крови снизился до неопределимого. Спустя несколько лет Луганис заключил брак со своим мужем Джонни Шайо.
Чарли Шин, 53 года, актер
Голливудская звезда в 2015 году переполошила весь мир своим признанием о том, что у него вирус иммунодефицита человека. По его словам, ему поставили диагноз за четыре года до этого.
Актер пообещал поклонникам, что на фоне болезни он, разумеется, начнет придерживаться ЗОЖ, бросит курить и чуть ли не в монастырь уйдет. Однако папарацци на днях застали его выходящим из аэропорта уже с сигаретой в зубах.
Крис Смит, 67 лет, политик
Экс-министр культуры Великобритании Крис Смит — первый политик, который не побоялся рассказать о своей гомосексуальной ориентации. А в начале 2005 года Смит привел общественность в шок, заявив, что он живет с ВИЧ с 1987 года.
В рамках международного проекта по борьбе со СПИДом Крис побывал в РФ. На семинарах он рассказывал о жизни людей с положительным ВИЧ-статусом и их проблемах.
Андреас Лундстедт, 46 лет, музыкант
Основатель шведской группы Alcazar в декабре 2007 года признался, что слухи о его положительном ВИЧ-статусе являются правдой. Практически сразу певец приступил к прохождению поддерживающей терапии.
Сейчас Андреас говорит, что его жизнь наладилась: он прекрасно себя чувствует, а на его творчестве вирус никак не отражается.
Правда, несмотря на это на прошлой неделе появилась информация, что Alcazar прекращает свое существование после 20 лет деятельности. 16 ноября состоялся их прощальный концерт. Связано ли это со здоровьем фронтмена — неизвестно.
Ирина, 52 года, декоратор.
— Получается, ты всех пережила?
— Получается, что так. Мама умерла, муж, с которым мы познакомились, уже когда я была больна, тоже. От рака. Я была уверена всегда, что буду первой, а вышло вот так.
Невысокая худая блондинка сидит на стуле, вжавшись в спинку. Она — одна из первых инфицированных ВИЧ в СССР.
— Я — с 1986 года, — говорит она мелодичным тихим голосом, сминая от волнения салфетку в руке.
— Но первый случай же выявлен в 1987-м?
— Выявили-то у меня позже, но я же знаю, когда и от кого я заразилась.
— Не в Союзе, что ли?
— В Союзе, но он за границу выезжал.
— А как у тебя нашли?
— Собиралась делать какую-то операцию, сдала анализы. Через две недели за мной домой приехала скорая и увезла в Институт иммунологии.
Ирину закрыли в боксе, и уже через пару дней весь город знал, кто разносчик смертельного вируса.
— Через месяц я вернулась домой, вышла на улицу, и соседка мне рассказала, что всех, кто со мной контактировал, вызывали и заставляли сдать кровь. Это ж через рукопожатие передается — так тогда всем сказали. Вот прошло 25 лет, и каждый раз, когда я про это вспоминаю, у меня поднимается температура. Я прошлась по городу и поняла, что меня ночью убьют. Просто закидают камнями в подъезде. Я быстро пришла домой, собрала вещи и вернулась в Институт иммунологии.
— Сколько ты там провела?
— И что говорили врачи? Какие рисовали перспективы?
— А ничего. Говорили: подержим и выпустим. Брали анализы.
— И никаких таблеток не давали?
— Нет, конечно. Никаких таблеток и не было. Я вообще на терапию села 3 года назад. А до этого 22 года вот так и жила. Нормально. Ну, насморк, наверное, подольше длился, чем у остальных людей. Простуды всякие.
— Как же ты вернулась тогда в свой город?
— Врач из института позвонила в нашу санэпидстанцию и устроила там скандал. Сказала, что вообще подаст на них в суд за такое обращение с человеком и за разглашение медицинской тайны. В итоге всем сказали, что произошла ошибка. Что я здорова, просто перепутали.
— Как ты сказала своему будущему мужу?
— Мы познакомились в 1990-м, и когда я поняла, что влюбилась, я сказала, что не могу с ним быть. Никогда.
— Ну, слушай, — салфетка расправляется на колени ладонью, — у меня тогда не было сомнений, что я умру года через два. Ну через пять лет. И в итоге он от меня добился правды. И сказал: хорошо, я согласен.
— Предохранялись всегда. Детей вот поэтому так и не завели. А два года назад он умер.
— Получается, ты всех пережила?
— Получается, что так.
— И тех, кто был с тобой тогда, в 1990-м в Институте иммунологии?
— Ой, да ты что?! — салфетка радостно слетает с колен. — Почти все живы. Мы даже переписываемся периодически. Одна из девушек тут наблюдается. У вас. Вы, — Ирина обращается к врачу, — к ней повнимательней отнеситесь. Я у вас — номер семь, а она — пять.
Вы много раз видели в кино сцену, где герой смотрит старое хоумвидео. Вот его любимая жена идет с подносом по газону. Его дети бултыхаются в бассейне. Он пытается снять себя на их фоне, но мохнатый пес выбивает камеру из рук. Вся его настоящая любимая жизнь в этой потертой кассете.
— Иди к нам, — улыбается она ему. — Иди.
Но экран не пускает, он продолжает смотреть на них, перематывает на начало, вновь и вновь начинает старый разговор.
Мое кино — в этом душном коридоре: 15 метров — от регистратуры до лаборатории. Окнам тут нет места — со всех сторон двери. Двери в кабинеты врачей, двери — в жизнь.
Московский областной центр по борьбе со СПИДом. 420 полуподвальных квадратных метров на всех: инфекционисты, эпидемиологи, терапевты, гинекологи, педиатры, психолог, лаборатория, регистратура. 60 медиков на 38 000 человек, живущих с ВИЧ в Подмосковье.
Тридцать восемь тысяч женщин (их большинство), гетеросексуальных мужчин, гомосексуалов, детей, стариков в 420 квадратных метрах. Самому юному пациенту — пара месяцев. Самой пожилой — 88 лет. Медицинские документы сухо сообщают: женщина, 1927 г. р. Путь передачи ВИЧ — половой.
38 тысяч человек. Это больше, чем жителей в Протвино (36 919), Шатуре (33 308), Апрелевке (24 004), Истре (34 995), Бронницах (22 433), Волоколамске (21 212). Это целый город. Большой райцентр, где все, от младенцев до стариков, больны и нуждаются в ежедневной помощи. Где все они умрут, если ежедневно не будут принимать лекарство. Если в любой момент не смогут попасть к врачу.
Это город, который через несколько лет станет размером с Тверь, если не обращать на него внимания.
Люди, живущие в моем видео, стоят в этом коридоре плечом к плечу, редко дерутся за очередь к врачу, иногда обнимаются у стеклянного аквариума выхода. Но чаще молчат, стараясь не заглядывать друг другу в глаза, надеясь не узнать и не быть узнанным.
Светлана, 27 лет, врач-гастроэнтеролог.
— Сколько тебе было лет, когда ты узнала, что у тебя ВИЧ?
— И ты знаешь от кого?
— Конечно знаю, от парня своего. Мы уже расстались к тому моменту.
Светлана эффектно отбрасывает густую русую прядь с лица.
— Ты знала, что у него ВИЧ?
— Нет, конечно нет. Ты что? Я бы никогда не стала.
— Как тебе сказали?
— Жутко совершенно сказали, в нашем городском инфекционном кабинете. Вызвали повесткой и там сказали: езжайте, девушка, в Москву. Вставайте на учет.
— То есть никакой психологической помощи?
— Да ты что? Я ж говорю, прислали уведомление домой, его мама открыла и прочла.
— И что мама сказала?
— Долго не верила. Искала врача. И вот, слава Богу, мы нашли.
— Ты как-то по-дружески с врачами тут общаешься, как с коллегами?
— Нет, сижу в общей очереди. Мне неудобно врачей отвлекать. Не очень долго сижу. Часа два.
— Два?! Это ты называешь недолго?!
— А что делать? Ну посмотри, что тут происходит, какая толпа.
— А как ты себя в этой толпе чувствуешь?
— Я себя с ними не ассоциирую. Я все-таки какая-то другая. Я не такая, как они.
Когда я впервые оказался в этом коридоре, я тоже не верил, что я такой же, как они. Что они такие же, как я. Даже держа в руке плакат, на котором я сам снялся в поддержку людей, живущих с ВИЧ, я протискивался сквозь эту толпу, глядя в пол, стараясь не выделяться, не привлекать внимания.
Я так до конца и не поверил, что я такой же. Но я такой. Не другой. И вы не другие.
Сегодня в России выявлен уже миллион случаев ВИЧ-инфекции. Выявлен. Это значит, что человек сдал анализ, записав в лаборатории свои паспортные данные. Это значит, что человека нашли и поставили на учет. Это значит, что ему завели медицинскую карту и, может быть, когда-нибудь ему найдут деньги на нормальную терапию.
Спросите себя: когда вы сдавали тест на ВИЧ? Год назад? В институте? Вы не помните? Вам это не надо, потому что у вас нет шансов заразиться?
Марина, 47 лет, инженер.
— Ты успокойся, не плачь.
— Простите меня. — Полноватая, домохозяйского вида женщина утирает слезы рукавом кофты.
— Ты уверена, что это был муж?
— Теперь уже да, он мне никогда не признавался.
— Выяснилось, что да.
— Выяснилось, что восемь лет.
— Он восемь лет знал и ничего тебе не говорил?
— И не предлагал предохраняться?
— Нет, боялся, наверно, что я начну о чем-то догадываться.
— А как ты узнала, что у него ВИЧ?
— Он так этого боялся, что не лечился. Попал в больницу с обширной двусторонней пневмонией. Оказалось — уже СПИД. Было 4 клетки CD4 (в норме должно быть от 500 до 1600).
— Ну как я его теперь брошу? Зачем? Куда я пойду? А он? Нас даже это теперь как-то сблизило. Мы в последние пару лет почти и не разговаривали, а тут тема появилась.
Миллион выявленных случаев при общем охвате тестирования около половины населения. Сколько в действительности сейчас в России живет с ВИЧ, мы не знаем. Полтора миллиона? Два? Знаем мы лишь то, что эпидемия уже пару лет вышла за границы особо уязвимых групп. Теперь любой, каждый человек может заразиться ВИЧ половым путем.
Эти банальности вы слышали сто раз. Вы прочитывали эти новости, стараясь скорее пролистать их, чтоб дойти до чего-то более интересного. До курса рубля. Или цены на баррель. Но поверьте мне, если вы живете в Иркутске, Екатеринбурге, Кемерово или Тольятти, у вас нет шанса не быть знакомым с такими людьми. Это места, где ВИЧ распространяется через внутривенные наркотики, места, населенные русскими людьми, брошенными Россией.
Мы, русские, увы, не ощущаем себя нацией, у нас нет желания помочь другому человеку потому, что у него с нами общие корни. У нас нет корней, нет сострадания, нет любви.
Когда подмосковные общественники написали главе Люберецкого муниципального образования Ружицкому с просьбой выделить землю под новый Центр по борьбе со СПИДом для Подмосковья, он ответил: у меня в городе этого не будет. Ладно бы кардиология, а эти. При этом в Люберцах сейчас только поставленных на учет случаев инфицирования 2500. В реальности же с ВИЧ там живет около 5-6 тысяч человек. Русских людей, которых для главы муниципалитета не существует.
Тем временем в Татарстане открыты три огромных поликлиники для людей с ВИЧ. В каждом крупном городе, чтобы людям не приходилось, как везде в России, ехать в республиканский центр. В каждой поликлинике несколько тысяч метров, а всего в Татарстане 16 000 человек, живущих с ВИЧ. Это в 2,5 раза меньше, чем в Подмосковье. И эпидемия не растет.
Потому что татары — нация. Они понимают, что нет правильных и неправильных болезней. Есть только Господь и твои люди, которых нельзя бросить.
Но вы, скорее всего, не живете в Кемерово. Вы живете в Санкт-Петербурге или Москве и работаете в офисе из 30–40 человек, которым по 30–40 лет. Так вот, среди ваших коллег точно есть кто-то, кто живет с ВИЧ. В случае вашего офиса это, скорее всего, будет женщина. Или одинокий молодой человек, скрывающий свою сексуальную ориентацию.
Я точно это знаю. Каждый день, открывая свой фейсбук, я обнаруживаю там очередное послание. От знакомого мне человека с просьбой помочь его другу или подруге. От незнакомых мне людей. От совсем чужих. Сотни человек в год.
Я знаю судьбу каждого из них. Все они — мой фильм. Получается, что так.
Вот другой: Гриша, 34 года. Брюнет, кубики, знакомства и клубы. Год назад — острая фаза, вирусная нагрузка — под миллион.
— Ты хоть понимаешь от кого?
— Конечно нет. Тебе же самому Лобков сказал: сейчас все от всех.
Евгений, Кирилл, Володя, еще один Володя и еще один Володя, Антон, Дима, Николай Петрович.
Гомосексуалам так страшно жить в России с осознанием своей ориентации, что признать себя в довесок особо уязвимой группой по ВИЧ они не могут. Вот уже 15 лет каждый врач публично говорит: наши главные пациентки — женщины. Не геи. Геи — около всего пяти процентов.
Вам казалось, что вы врете во благо. Вы думали, что, если будете каждый день напоминать сами себе, что вы в группе риска, это усложнит вашу и без того непростую жизнь. Вы думали, что делаете как лучше. А получилось как всегда.
Вы перестали пользоваться презервативами? Вас больше не пугает аббревиатура СПИД? Вы не знаете, что такое PrEP? Добро пожаловать в мою очередь. И в мой фильм.
Сейчас он в Рыбинске, осталось еще пару лет, но выдержит ли он их, мы не знаем. Кстати, тот наш общий товарищ в конце концов написал: знаешь, у меня ведь тоже ВИЧ и мне нужна помощь.
Дорогой мой мальчик-гей. Не думай, что тебя пронесет. Даже не надейся. Иди и сдай тест, и если у тебя нет ВИЧ, тебе повезло. Тогда беги в аптеку и купи препарат, который называется трувада. А потом погугли, что такое PrEP и PEP. Ты узнаешь, сколько таблеток нужно выпить после контакта, если вдруг по пьяни ты забыл надеть презерватив. С вероятностью, близкой к 100% (мне страшно писать эту цифру, но это так), ты тогда не подцепишь ВИЧ. И, получается, не попадешь в мой коридор.
Светлана, 38 лет, биохимик.
— Ты усыновила ребенка, понимая, что у него ВИЧ?
— И понимая, что у него еще к тому же порок сердца.
— Нет, так получилось, что он просто был лучшим другом того мальчика, которого мы с мужем хотели усыновить с самого начала. И мы решили их не разлучать.
— Блин, какие же вы крутые.
— Да ну, перестань.
— И как тебе жить с ВИЧ-позитивным ребенком?
— Ну мне-то отлично, я про это все понимаю. Он у нас на терапии, вирусной нагрузки у него нет, а вот когда мы его к кардиологу привели впервые, так тот фонендоскоп даже в перчатку оборачивал.
— Ну конечно, ведь русские врачи про это вообще ничего не понимают.
— Скажи, а ты вот собираешься говорить, например, в школе, что у твоего сына ВИЧ?
— Я все время про это думаю, и, поскольку мы живем в России, я лучше оставлю их на домашнем обучении. Я пока лично не готова сталкиваться со всем, что за этим последует.
— А что последует?
Я протискиваюсь сквозь толпу людей, кадр за кадром перелистываю их судьбы. Вот на полу у лаборатории, забившись в угол подальше от людей, сидит человек. В воздухе он рисует круги.
38 тысяч людей, живущих с ВИЧ, в Подмосковье. Миллион — в России.
В Подмосковье для них нет даже пристойной поликлиники. В стране — лекарств. Только 22% ВИЧ-позитивных в России получают терапию. В то же время мировой протокол требует назначать лечение сразу же после выявления в крови вируса иммунодефицита. Человек, получающий терапию, будет жить ровно столько, сколько он жил бы, если бы не инфицировался. И при этом он перестанет представлять опасность для окружающих. Получить ВИЧ от такого человека практически невозможно даже при незащищенном половом контакте. Его дети с вероятностью 99% родятся без вируса в крови. На нем остановится эпидемия.
Программа так и называется: 90-90-90. Это значит, что 90% людей, живущих с ВИЧ, знают о своем статусе, 90% из них принимают качественную современную терапию, а 90% из получающих лекарства добились исчезновения вируса из крови.
Но в России нет денег, чтобы остановить эпидемию. Даже лишь двойное увеличение охвата лечения стоит 20 миллиардов рублей, которые вроде бы пообещали, да не дали.
Это при том, что в России людей травят всякой дрянью, которую мировые фонды не привозят больше даже в Африку. Именно поэтому в Африке за 10 лет смертность от СПИДа сократилась на 34%, а в России выросла в три раза. Количество новеньких в Африке снизилось на 41%, а в России выросло на 30%.
В ноябре американское Агентство по контролю за лекарственными препаратами зарегистрировало очередной комбинированный препарат, состоящий из четырех компонентов. Вся схема в одной таблетке. Генвойя — так он называется — в разы менее токсична, чем препараты предыдущего поколения.
Надо ли говорить, что ни генвойя, ни препарат предыдущего поколения — стрибилд — на русском рынке не представлены. То есть их нельзя купить даже за деньги. И только в этом году ожидаются федеральные закупки эвиплеры — препарата, зарегистрированного в США аж в 2011 году. У нас это будет подано как экспериментальное редкое лекарство, которое достанется избранным.
Остальные будут продолжать глотать изобретения 90-х, о которых в мире забыли уже 10 лет назад. Зидовудин, стокрин — названия этих препаратов произносятся на Западе только на исторических конференциях. У нас это основа терапии, их получают те 20%, которым повезет.
80% не будут получать ничего. И тихо помрут в своих плохо отапливаемых норах.
И пусть себе помрут, скажете вы. И скажут все чиновники, которых специально вызвали на совещание по ВИЧ к премьеру Медведеву в октябре 2015 года — послушать. И попытаться исправить. Чиновники недоумевающе зевали и играли в шарики.
Что я могу вам сказать? Посмотрите, кем приходится Людовик XV Людовику XIV. Младшим правнуком. Знаете почему? Потому что сын его, Великий Дофин, умер от лихорадки (оспу он пережил в детстве), внук, герцог Бургундский, с женой и старшим сыном, герцогом Бретонским, померли от кори. Выжил только младший правнук, который и ни при каких обстоятельствах не должен был стать королем. Но он им стал, потому что в дело вмешалась эпидемия.
Вы не защититесь от вируса в своих лимузинах. Вы не остановите его плакатиками, которые вы развешиваете в метро, рассказывая людям, что только семья и иконы спасут их от ВИЧ. Такую глупость не писали даже во времена короля-солнца.
Вы вообще никак не остановите эпидемию, если не будете давать людям лекарство. Всем. Поголовно и бесплатно. Только если в каждом городе вы откроете несколько пунктов выдачи бесплатных хороших комбинированных препаратов и обучите тысячи медиков следить за состоянием людей, у вас есть шанс дожить до конца эпидемии.
Но вы все равно так не сделаете никогда. Россия же не Африка.
Антон, 40 лет, журналист.
— Получается, что русским насрать на Россию?
Читайте также:
