Стих про чуму из инферно
Глава 36
^ Истину можно увидеть только глазами смерти.
Сиена повторяла про себя эту фразу, снова и снова изучая взглядом каждый сантиметр жестокой батальной сцены в надежде заметить что‑нибудь особенное.
Глаза смерти были повсюду.
^ Какие же из них нам нужны?!
Ей пришло в голову, что слова о глазах смерти могут относиться ко всем тем гниющим трупам, которыми усеяла Европу Черная Смерть.
^ По крайней мере это хоть как‑то объяснило бы чумную маску…
Откуда ни возьмись в памяти Сиены всплыл детский стишок: Розочка в кружочке, в кармашке цветочки. Прах, прах. Всем нам увы и ах!
Еще школьницей, в Англии, она часто повторяла этот стишок, пока не узнала, что он родился в Лондоне в пору Великой чумы 1665 года. Розочка в кружочке якобы означала красный гнойник на коже, первый симптом заражения. Заболевшие носили в кармане букетик цветов, чтобы перебить запах своих разлагающихся тел и смрад на улицах города, где ежедневно падали замертво сотни жертв чумы. Тела погибших предавались огню. Прах, прах. Всем нам увы и ах!
– Ради любви к Господу! – внезапно выпалил Лэнгдон, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, к противоположной стене.
Сиена оглянулась на него.
На глазах у недоумевающей Сиены Лэнгдон торопливо пересек зал и попытался открыть небольшую стеклянную дверь в стене. Она была заперта. Тогда он прижался носом к стеклу, загородил лицо ладонями с обеих сторон, чтобы не мешал лишний свет, и стал вглядываться внутрь.
Что бы он там ни высматривал, Сиена очень надеялась, что это не займет много времени: давешний служитель только что снова возник на пороге зала, и вид Лэнгдона, вынюхивающего что‑то у закрытой двери, похоже, пробудил в нем нешуточные подозрения.
Сиена опять жизнерадостно помахала ему. Служитель наградил ее долгим холодным взглядом, но потом все же скрылся.
Lo Studiolo 24 .
Впервые Лэнгдон попал в Студиоло несколько лет назад вместе с частной экскурсией по тайным ходам дворца. Тогда он с удивлением узнал, что дворец буквально пронизан целой сетью скрытых переходов и лестниц, причем несколько потайных дверей находятся за картинами, украшающими стены Студиоло.
Творение Херста представляло собой человеческий череп в натуральную величину, изготовленный из цельного куска платины и инкрустированный восемью тысячами сверкающих бриллиантов, которые покрывали всю его поверхность без малейшего промежутка. Эффект получился ошеломительный. Пустые глазницы черепа сияли светом и жизнью, создавая тревожный контраст противоположных символов – жизни и смерти… ужаса и красоты. Хотя бриллиантовый череп работы Херста давно уже убрали из Студиоло, воспоминание о нем подсказало Лэнгдону одну любопытную идею.
Глаза смерти, подумал он. Уж не на череп ли намекает эта фраза?
^ Может быть, нам нужно найти какой‑то череп?
Правда, Лэнгдон подозревал, что все тайники давным‑давно очищены от своего интересного содержимого, а ни о каком другом черепе, кроме херстовского, он в связи с этой комнатой никогда не слыхал.
Его размышления были прерваны неожиданным звуком: в дальнем конце зала громко хлопнула дверь. Потом за его спиной послышались быстрые приближающиеся шаги.
– Signore! – раздался сердитый голос. – Il salone non è aperto! 25
Обернувшись, Лэнгдон увидел, что к нему направляется одна из смотрительниц – миниатюрная женщина с коротко подстриженными русыми волосами. Кроме того, она была беременна – чуть ли не на девятом месяце. Она энергично шагала к ним, постукивая пальцем по наручным часикам. Подойдя ближе, она встретилась с Лэнгдоном глазами и вдруг встала как вкопанная, прижав ко рту ладонь.
– Профессор Лэнгдон! – воскликнула она со смущенным видом. – Ради Бога, простите! Мне не сказали, что вы здесь. Как хорошо, что вы снова к нам заглянули!
Лэнгдон похолодел от страха.
Он был совершенно уверен, что никогда прежде не видел эту женщину.
В романе Дэна Брауна " Инферно " - а следом и в экранизации - высказаны опасения, что скоро численность населения перепрыгнет за критический уровень. Приводятся соответствующие выкладки: в начале XIX века на Земле жил один миллиард человек, в начале ХХ-го - два, а сейчас, в начале XXI-го - семь с лишним. И число людей продолжает расти в пугающей геометрической прогрессии. (Причем Браун не один разводит панику: по прогнозам Джеймса Кэмерона, к XXII веку, когда разворачивается действие "Аватара", население Земли вырастет до 25 миллиардов, и мир окончательно перестанет быть уютным).
Один из персонажей "Инферно", вирусолог и миллиардер Бертран Зобрист, не готов с этим мириться. Он создает уникальный вирус, который сократит население Земли в два раза: на планете останется четыре миллиарда человек. В самом начале картины Зобрист совершает самоубийство, предварительно спрятав вирус в особом контейнере, который должен взорваться и выпустить заразу на волю через считанные часы. И весь роман/фильм главные герои, профессор Роберт Лэнгдон с новой знакомой Сиенной Брукс бегают по Италии и Турции , пытаясь отыскать вирус до того, как он начал распространяться по планете.
Но, может, и не стоит его обезвреживать? В романе подробно описана печальная судьба человечества с точки зрения Зобриста. "Представьте себе ряску на поверхности крошечного озерца в лесу – это колония водорослей, которые наслаждаются прекрасным набором питательных веществ в толще воды. Если их не контролировать, они станут размножаться так бурно, что вскоре затянут все озерцо, перекрыв дорогу солнечному свету и тем самым препятствуя выработке питательных веществ. После этого водоросли быстро высосут из своей среды обитания то, что там осталось, умрут и исчезнут без всякого следа. Подобное может запросто произойти и с человечеством. Причем гораздо раньше и стремительнее, чем представляется любому из нас".
Если в фильме вирус так и не вырывается на свободу, то в книге вырывается - хотя и не убивает людей, а всего лишь делает значительную часть населения бесплодной. То есть мечта Зобриста сбывается. А представители ВОЗ и сами не до конца уверены, нужно ли с таким вирусом бороться. А то будем как ряска в лесном озере.
О том, насколько реальны опасения, мы поговорили в эфире Радио "Комсомольская правда" с председателем Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития Юрием Крупновым .
ЧЕРЕЗ 10 ЛЕТ В МОСКВЕ БУДЕТ МАЛО КРАСИВЫХ ДЕВУШЕК
- Проблемы перенаселения нет! - утверждает он. - Сейчас на Земле проблема совсем другая, прямо обратная: как раз вымирание человечества. В конце XVIII столетия, незадолго до того, как население Земли достигло одного миллиарда, англичанин Томас Мальтус всех пугал наступающим страшным перенаселением: по его подсчетам, население планеты должно было чудовищно вырасти, удвоиться и утроиться, так, что люди просто начали бы умирать с голоду - на Земле попросту не хватило бы пищи, чтобы всех прокормить. Но к середине 1960-х население составляло около 3 миллиардов, сейчас - около 7,4 миллиарда, то есть выросло со времён Мальтуса почти в 10 раз, и мы все еще находим для себя более чем достаточно пропитания. При этом реальный рост населения заканчивается. Даже по самым тревожным прогнозам, число людей на Земле к концу столетия достигнет максимум 11-12 милиардов - а после этого начнет уменьшаться. И чтоб вы понимали: эти 12 миллиардов преспокойно могут разместиться на территории пары крупных американских штатов, как Техас, если плотность населения там будет как в сегодняшнем Нью- Йорке . И они будут жить там так же комфортно, как современные жители мегаполиса. Кстати, знаете, что американцы выбрасывают половину еды, которую покупают? И что этой еды, выброшенной только гражданами одной страны, хватило бы, чтобы накормить всех голодающих в нашем мире.
Сегодня надо говорить, даже кричать совсем о другом: об уменьшении рождаемости. По одним подсчетам, она начнется в XXII веке, а по другим, на мой взгляд, более выверенным, уже в нашем, XXI-м. У Дэна Брауна довольно убогие представления о демографии: чума, о которой идет речь в "Инферно", уже существует! И она заключается в культурных установках человечества: даже на самых далеких и забытых территориях Африки и Южной Азии количество детей на одну женщину снижается. А развитый мир, по сути, уже вымирает.
- Но бытует точка зрения, что активно развиваются в этом смысле арабские страны.
- Нет. Чтобы на планете просто поддерживалось определенное количество населения, у каждой женщины должно быть минимум двое детей: один ребенок как бы заменит на Земле ее саму, второй - ее мужа. Причем, поскольку существует такая вещь, как детская смертность, бесплодные взрослые и т.п. нужно, чтобы в среднем у каждой женщины было 2,1 - 2,2 ребенка - тогда гарантировано простое воспроизводство населения. А в арабских странах или Иране коэффициент - два ребенка на женщину, то есть уже ниже нормы!
В России , Японии или той самой Италии, где разворачивается действие "Инферно", вообще обсуждать проблему перенаселения могут только сумасшедшие: мы входим в число катастрофически вымирающих стран. В России коэффициент - 1,7 ребенка на женщину при норме в 2,15, а в Италии - того хуже, 1,4. Как результат, через 10 лет количество красивых, молодых, умных, здоровых женщин в возрасте с 20 до 30 лет в Москве будет почти в два раза меньше, чем в 2010-м!
КАК ПОЛИТИКА "ОДНА СЕМЬЯ - ОДИН РЕБЕНОК" НАЧАЛА ВРЕДИТЬ КИТАЙЦАМ
- Но считается, что бедные люди, как правило, достаточно активно размножаются - в частности, потому, что не пользуются контрацептивами. А бедных людей становится все больше. Стало быть, будет увеличиваться и рождаемость.
У нас Высшая школа экономики периодически вбрасывает идеи против материнского капитала. По этой логике, материнский капитал нужен семьям, прямо скажем, маргинальным, нищим. И государство с помощью материнского капитала "плодит нищету", а это плохо, поэтому давайте материнский капитал запретим. Но это все - неадекватно. Бедность – это результат определенных социально-экономических условий, никак не связанных с рождаемостью.
Да и в конце концов, можно привести множество случаев, когда гении рождались в нищих семьях, или были пятнадцатым-шестнадцатым ребенком в семье, или появлялись на свет недоношенными - врачи их "вытаскивали", а потом оказывалось, что вытащили они гениального композитора или ученого. А ведь вполне могли бы и не перерабатывать, просто отказаться лечить ребенка, чтоб "нищету не плодить"! В этом смысле разговоры о перенаселении ведут нас по очень опасному, именно что инфернальному пути. Конечно, Браун в своей книге активно использует "Ад" Данте. Но Данте думал о преображении человечества, его задача была гуманистической, он руководствовался христианскими мотивами. А рассуждения о том, что численность людей на Земле неплохо бы урезать до четырех миллиардов - это уже Инферно в чистом виде.
КСТАТИ
Чумы, которая выкосит человечество, не будет
Владимир Никифоров , заведующий кафедрой инфекционных болезней Российского национального исследовательского медицинского университета им. Пирогова , рассказал нам, насколько реально создать вирус, способный выкосить все население планеты.
- Любая инфекция достаточно логична в своем поведении. Не разумна, но логична. И она не заинтересована в горе трупов - для нее самой это будет катастрофа. Вывести жуткий возбудитель болезней вы теоретически можете, это достаточно несложно, но оказавшись в окружающей среде, он моментально поймет, что пилит сук, на котором сидит. Любая инфекция – по своей природе паразит, она живет в больном, но непременно живом организме, она не может существовать в мертвеце; поэтому любой возбудитель довольно быстро перестроится и перестанет убивать людей направо и налево. Вот так и получилось, что человечество всю свою историю живет рядом с инфекциями, но никогда эти инфекции не пытались выкосить его под корень.
Но, конечно, люди очень любят страшилки. Помните, когда появился СПИД, кричали в истерике: всё, мы сейчас умрем! А еще были то свиной, то куриный грипп, то атипичная китайская пневмония, то легионеллез, то Эбола. Как видите, воз и ныне там.
Трейлер "Инферно".На экраны выходит уже третья за последние десять лет экранизация Дэна Брауна
Глава 36
^ Истину можно увидеть только глазами смерти.
Сиена повторяла про себя эту фразу, снова и снова изучая взглядом каждый сантиметр жестокой батальной сцены в надежде заметить что‑нибудь особенное.
Глаза смерти были повсюду.
^ Какие же из них нам нужны?!
Ей пришло в голову, что слова о глазах смерти могут относиться ко всем тем гниющим трупам, которыми усеяла Европу Черная Смерть.
^ По крайней мере это хоть как‑то объяснило бы чумную маску…
Откуда ни возьмись в памяти Сиены всплыл детский стишок: Розочка в кружочке, в кармашке цветочки. Прах, прах. Всем нам увы и ах!
Еще школьницей, в Англии, она часто повторяла этот стишок, пока не узнала, что он родился в Лондоне в пору Великой чумы 1665 года. Розочка в кружочке якобы означала красный гнойник на коже, первый симптом заражения. Заболевшие носили в кармане букетик цветов, чтобы перебить запах своих разлагающихся тел и смрад на улицах города, где ежедневно падали замертво сотни жертв чумы. Тела погибших предавались огню. Прах, прах. Всем нам увы и ах!
– Ради любви к Господу! – внезапно выпалил Лэнгдон, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, к противоположной стене.
Сиена оглянулась на него.
На глазах у недоумевающей Сиены Лэнгдон торопливо пересек зал и попытался открыть небольшую стеклянную дверь в стене. Она была заперта. Тогда он прижался носом к стеклу, загородил лицо ладонями с обеих сторон, чтобы не мешал лишний свет, и стал вглядываться внутрь.
Что бы он там ни высматривал, Сиена очень надеялась, что это не займет много времени: давешний служитель только что снова возник на пороге зала, и вид Лэнгдона, вынюхивающего что‑то у закрытой двери, похоже, пробудил в нем нешуточные подозрения.
Сиена опять жизнерадостно помахала ему. Служитель наградил ее долгим холодным взглядом, но потом все же скрылся.
Lo Studiolo 24 .
Впервые Лэнгдон попал в Студиоло несколько лет назад вместе с частной экскурсией по тайным ходам дворца. Тогда он с удивлением узнал, что дворец буквально пронизан целой сетью скрытых переходов и лестниц, причем несколько потайных дверей находятся за картинами, украшающими стены Студиоло.
Творение Херста представляло собой человеческий череп в натуральную величину, изготовленный из цельного куска платины и инкрустированный восемью тысячами сверкающих бриллиантов, которые покрывали всю его поверхность без малейшего промежутка. Эффект получился ошеломительный. Пустые глазницы черепа сияли светом и жизнью, создавая тревожный контраст противоположных символов – жизни и смерти… ужаса и красоты. Хотя бриллиантовый череп работы Херста давно уже убрали из Студиоло, воспоминание о нем подсказало Лэнгдону одну любопытную идею.
Глаза смерти, подумал он. Уж не на череп ли намекает эта фраза?
^ Может быть, нам нужно найти какой‑то череп?
Правда, Лэнгдон подозревал, что все тайники давным‑давно очищены от своего интересного содержимого, а ни о каком другом черепе, кроме херстовского, он в связи с этой комнатой никогда не слыхал.
Его размышления были прерваны неожиданным звуком: в дальнем конце зала громко хлопнула дверь. Потом за его спиной послышались быстрые приближающиеся шаги.
– Signore! – раздался сердитый голос. – Il salone non è aperto! 25
Обернувшись, Лэнгдон увидел, что к нему направляется одна из смотрительниц – миниатюрная женщина с коротко подстриженными русыми волосами. Кроме того, она была беременна – чуть ли не на девятом месяце. Она энергично шагала к ним, постукивая пальцем по наручным часикам. Подойдя ближе, она встретилась с Лэнгдоном глазами и вдруг встала как вкопанная, прижав ко рту ладонь.
– Профессор Лэнгдон! – воскликнула она со смущенным видом. – Ради Бога, простите! Мне не сказали, что вы здесь. Как хорошо, что вы снова к нам заглянули!
Лэнгдон похолодел от страха.
Он был совершенно уверен, что никогда прежде не видел эту женщину.
Кто вы, доктор Лэнгдон?
Профессор символогии Роберт Лэнгдон из Гарвардского университета хотя и не был красив, но его проницательные голубые глаза и обворожительный голос заставили вздыхать не одну представительницу прекрасной половины человечества. Сорокапятилетний профессор никогда не был женат и предан был только науке. Даже в выходные его можно было увидеть в окружении студентов.
Со своими знаменитыми часами с Микки Маусом Лэнгдон не расставался с девяти лет. Он получил прекрасное образование. Его наставником стал Питер Соломон. Именно его лекции повлияли на решение Роберта посвятить свою жизнь символогии. Жил Лэнгдон в Массачусетсе, и полки его дома в викторианском стиле были заставлены масками, фигурками божеств, крестами со всего мира.
Роберт является автором множества книг по религиозной символике, которые пользуются большой популярностью. Ученый с мировым именем часто появляется на обложках журнала. Его часто приглашают читать лекции и просят незаменимого специалиста о консультации. Научные поездки Лэнгдона частенько заканчиваются приключениями.
Больничная палата
Очнулся доктор в больнице. Воспоминания всплывали медленно, словно пузырьки на дне бездонного колодца. Странное видение, в котором таинственная женщина стояла у реки, полной крови, заставило профессора вскрикнуть. Роберт пришел в себя. Осмотрелся вокруг: в пустой комнате пахло спиртом, и горел свет. Сердце учащенно забилось, и кардиомонитор, находившийся рядом, запищал чаще. Лэнгдон попробовал пошевелиться, и затылок пронзила нестерпимая боль.
В дверь вошел бородач в белом халате. Лэнгдон поинтересовался, что с ним приключилось. Бородач выскочил в коридор и кого-то позвал. Через минуту он вошел в сопровождении женщины, которая поздоровалась и сказала, что ее зовут доктор Брукс. Доктор объяснила, что вчера он поступил к ним без документов. Осмотрев больного, она сказала, что он сейчас находится во Флоренции, а потеря памяти связана с ретроградной амнезией, которая вызвана черепно-мозговой травмой. А случилось это потому, что в профессора стреляли.
Дежурный администратор сообщила, что к Лэнгдону пришел посетитель, чему Брукс очень удивилась, так как в книге регистрации еще не сделали записи. Женщина, обтянутая в черную кожу, направилась прямиком к палате Роберта. Доктор Маркони попытался перегородить ей дорогу, посетительница выхватила пистолет и выстрелила ему в грудь.
Наемный убийца
Доктор Брукс быстро вскочила и закрыла железную дверь, пули градом застучали по обшивке. Брукс бесцеремонно втолкнула профессора в уборную и принесла его пиджак. Не теряя самообладания, докторша вывела его в соседнюю палату. Вскоре они оказались на улице. Брукс остановила такси, водитель обернулся и посмотрел на странную парочку. Из переулка выскочила обтянутая черной кожей фигура. Таксист спросил о том, куда ехать. Но когда заднее стекло разлетелось от выстрела вдребезги, он моментально нажал на педаль газа.
Картина Боттичелли
Доктор Брукс привезла Лэнгдона к себе домой. Он нашел в ее квартире газетные вырезки о девочке-вундеркинде. По всему видно, что эта девочка и есть доктор Сиена Брукс. Она показывает Роберту капсулу для транспортировки опасных веществ, которая была вшита в подкладку его пиджака. Ее замок открывается отпечатком пальца Лэнгдона. Роберт звонит в американское консульство.
Старый город
К дому Брукс подъехал бронированный автомобиль, из которого вышли люди в форме. Это Служба помощи и реагирования ищет Роберта. Сиена снова спасла профессора. Женщина, стрелявшая в Лэнгдона, оказалась агентом консорциума. До нее дошли слухи, что шеф решил отстранить ее от работы. Чтобы вернуть доверие, она хочет завершить свое задание. Агент спряталась на крыше соседнего здания и не спускает глаз с убежища профессора.
Ученый-генетик
Полиция окружила Сиену и Роберта. Благодаря эрудиции Лэнгдона, которому все известно об особенностях итальянской архитектуры, они выбираются из ловушки. Но агент неотступно следует за ними по пятам. Они добираются до фрески. Смотрительница музея говорит профессору, что он был здесь вчера и рассматривал посмертную маску Данте. Был не один, а с искусствоведом Бузони. Роберт понимает значение записи на проекции картины.
Собственность генетика Зобриста
Музей окружают полицейские и люди Брюдера. Но профессору и Сиене снова удается скрыться. По дороге Брукс рассказывает о теории Зобриста, который использует свои знания не для исцеления людей, а для их уничтожения. После встречи с директором ВОЗ Сински, генетик стал изгоем и сбросился с флорентийской башни.
Маска
В здании они нашли маску, внутренняя сторона которой была загрунтована. Очистив грунтовку, Роберт обнаружил стихи, где упоминается подземный дворец, вероломный дож и музей премудрости.
Профессора и Сиену настигает человек, который следил за ними. Он представляется сотрудником ВОЗ Джонатаном Феррисом и заявляет, что Лэнгдон работает на них. Сиена уверена, что ему можно доверять, Роберт же ничего не помнит. Стих указывает на Венецию. Туда они отправляются все вместе, сделав все возможное, чтобы запутать отряд ПНР, который следит за ними.
Видео Зобриста
В купе поезда Джонатан рассказывает спутникам, что Сински попросила профессора помочь в разгадке тайны. Элизабет показала ему и костяной цилиндр, который забрала из банковской ячейки Зобриста. Профессор Лэнгдон понимает, что от его догадливости зависит судьба человечества, так как ему предстоит найти источник чумы.
Горькая правда
Девушка росла вундеркиндом. Ей хотелось спасти мир, и как это сделать, она узнала, только встретившись с ученым-генетиком. Когда генетик прятался от ВОЗ, он забыл про Сиену. Она обратилась за помощью в консорциум, но слишком поздно. Возлюбленный покончил с жизнью у нее на глазах.
Травма Лэнгдона – это миф. Сотрудники консорциума спровоцировали потерю памяти лекарствами. Все было сделано для того, чтобы профессор доверился Сиене и вернул проектор. Девушка использовала его знания, чтобы найти источник чумы. Роберту девушка очень нравится, он с трудом приходит в себя от услышанного.
Подземное озеро
Но профессор не успел: мешок растворился, и заражение произошло. Увидев Сиену, Роберт бежит за ней. Ей деваться некуда, и девушка рассказывает профессору о письме генетика, которое она получила перед самым его исчезновением. Генетик написал ей о вирусе, который вызывает бесплодие, вторгаясь в генетический код человека. Но Зобрист любил человечество, поэтому придумал альтернативу чуме, чтобы не убить миллионы людей.
Не будет умирающих людей и гниющих трупов. Просто будет рождаться меньше детей. Девушка испугалась, что людям станет известен принцип, по которому создавался вирус, и изобретут бактериологическое оружие. Она решила вирус уничтожить, но опоздала. Дата, о которой сообщил Зобрист, оказалась не сроком, когда вирус вырвется на свободу, а днем, когда все человечество будет заражено.
Все впереди
Шеф консорциума понимает, что директор ВОЗ не отпустит его безнаказанным и, организовав очередную мистификацию, пытается бежать. Сински делает все возможное, чтобы не допустить паники, так как страх распространяется быстрее вируса. Профессор приводит Сиену к директору ВОЗ. Сиена рассказывает ей о вирусе, способном сделать треть населения земли бесплодными.
Письмо ученого-генетика уничтожено, но у Сиены феноменальная память и профессор советует Сински поговорить с девушкой. Глава ВОЗ соглашается сотрудничать с Сиеной. Они уезжают на медицинский форум в Женеву. Профессор их провожает. Сиена поцеловала Роберта на прощание, и он надеется, что у них еще все впереди.
Отзывы читателей подтверждают, что следить за приключениями профессора Лэнгдона довольно интересно. Путешествуя по миру, герой исследует и решает загадки. Каждое его путешествие – это цепочка интеллектуальных ребусов в области литературы, истории, искусства или религии. Писатель искусно подкидывает читателю пищу для размышлений, продвигая героя шаг за шагом к разгадке. Следуя за ним, непременно узнаешь что-то новое и приобщаешься к тайне.
Благодаря автору, вместе с его героем совершаешь виртуальный тур по Флоренции, Венеции, Стамбулу. Затрагивает писатель и весомые для рода людского проблемы. Он регулярно касается насущных, но неудобных тем. Браун может цеплять своими сюжетами. Он разбавляет их историческими фактами, так что чтение превращается в увлекательное занятие.
Понятное дело, увидев рекламу фильма, я для себя твердо решила посмотреть его в кинотеатре. Тем более, что сюжет книги изобилует шикарнейшими локациями, как, впрочем, и все книги Дэна Брауна.
Стилистика
Рон Ховард создал атмосферный фильм, это чувствуется.
Сцены пекла дополняют ощущение нагнетённой обстановки и оттеняют динамику основного сюжета.
Красиво показаны города, которые сменяются, как в калейдоскопе. Картинка впечатляет как, например, тут:
Особенно радует музыка Ханса Циммера – она великолепна, как всегда.
Герои и актёры
Роберт Лэнгдон
Немного пожёванный Том Хэнкс со странной прической и перекошенным лицом почти весь фильм.
Сиена Брукс
Молодая Фелисити Джонс очаровательна, но меня почему-то весь фильм тянуло посмотреть на ее туфли. Прямо жуткие туфли на танкетке и с бантиком.
Элизабет Сински
Сидсе Бабетт Кнудсен мне очень симпатична как актриса и женщина, умеющая достойно стареть. С ролью она отлично справилась, тем более что ничего действительно сложного в плане эмоций он нее не требовалось.
Бертран Зобрист
Вот уж кто мне действительно понравился в этой роли. Бен Фостер отлично вжился в роль. От его монолога становилось жутко, в определенные моменты его было жалко. Одним словом, не смотря на одиозность персонажа, ему хотелось сопереживать, его хотелось понять, а значит актер справился со своим заданием.
Гарри Симс
То же, что с Зобристом. Реально порадовал Ирфан Хан – персонаж получился тонким, многоплановым и живым, несмотря на неприглядность профессии.
Кристоф Бушар
Омар Си впечатлил только внешним видом, который, правда, выдающийся в прямом смысле слова).
Вайента
То же, что с Бушаром. Анна Улару делала постоянно настолько свирепое лицо, что было смешно, а не страшно.
Второй раз не посмотрю, но друзьям посоветую.
– Мусейон – никогда не слышал этого слова, – сказал Феррис.
– Это греческое слово – храм, посвященный музам, – объяснил Лэнгдон. – В Древней Греции мусейон был местом, где собирались просвещенные люди, чтобы обмениваться идеями, обсуждать литературу, музыку, искусство. Первый мусейон был построен Птолемеем при Александрийской библиотеке задолго до рождения Христа, а затем в мире их возникли сотни.
– Доктор Брукс – сказал Феррис, с надеждой глядя на Сиену, – можете посмотреть, есть ли мусейон в Венеции?
– Вообще их там десятки, – с веселой улыбкой сказал Лэнгдон. – Теперь они называются музеями.
– А-а. Видимо, нам придется забросить сеть пошире.
Сиена продолжала набирать на телефоне текст, конкретизируя задачу.
– Так, мы ищем музей, где можем найти дожа, который отрезал головы у лошадей и крал кости слепых. Роберт, есть такой музей, которым раньше всего стоило бы заняться?
Лэнгдон уже припоминал самые известные музеи Венеции – галерея Академии, Ка-Реццонико, палаццо Грасси, собрание Пегги Гуггенхайм, музей Коррер, – но ни один не подходил под это описание.
Он еще раз посмотрел на текст.
Лэнгдон сухо улыбнулся:
Феррис и Сиена выжидательно смотрели на него.
– Собор Сан-Марко. Самая большая церковь в городе.
На лице Ферриса отразилось сомнение.
– Да. Так же как музей Ватикана. Больше того: интерьер собора Сан-Марко знаменит еще и тем, что выложен золотой плиткой.
– Золотой мусейон, – взволнованно сказала Сиена.
Лэнгдон ответил кивком. Он не сомневался, что сияющий золотом храм в стихотворении – это собор Сан-Марко. Венецианцы веками называли его La Chiesa d’Oro – Золотой церковью, – и внутренность его представлялась Лэнгдону самым поразительным церковным интерьером на свете.
– В стихотворении сказано: преклони колени, – добавил Феррис. – Где естественнее это сделать, как не в церкви?
Пальцы Сиены забегали по клавишам.
– Добавляю в поиск собор Сан-Марко. Там, вероятно, и надо искать этого дожа.
Лэнгдон знал, что там они найдут сколько угодно дожей – это в прямом смысле слова базилика дожей. Почувствовав, что направление взято правильное, он опять обратился к стихам.
Подземная вода. Есть ли вода под собором Сан-Марко? Что за вопрос? – подумал Лэнгдон. Там под всем городом вода. Все здания Венеции потихоньку уходят в воду. Лэнгдон представил себе внутренность собора и прикинул, где можно услышать журчание воды под полом. А когда услышим, что должны сделать?
Он вернулся к стихотворению и вслух прочел конец:
Образ складывался мрачный.
– Итак, – сказал Лэнгдон, – по-видимому, мы должны идти по звуку струящейся воды в какой-то подземный дворец.
Феррис почесал щеку и недовольно спросил:
– Что такое хтоническое чудище?
Наступило долгое молчание; Лэнгдон понял, что все они подумали об одном и том же. Это хтоническое чудище… может быть только чумой Зобриста.
– Во всяком случае, – сказал он, возвращая их к сути дела, – мы должны искать место под землей, тогда понятна последняя строка про воду, куда не заглядывают светила.
– В самом деле, – Сиена подняла глаза от телефона, – если вода под землей, в ней не может отразиться небо. А есть в Венеции подземные озера?
– Мне о таких не известно, – ответил Лэнгдон. – Но в городе, построенном на воде, может быть что угодно.
– А что, если озеро внутри здания? – вдруг спросила Сиена, переводя взгляд с одного на другого. – Там говорится о подземном дворце. Вы как-то обронили, что Дворец дожей соединяется с собором, да? В таком случае на дворец и собор многое указывает: мусейон священной мудрости, дворец, связь с дожами – и все это расположено на главной лагуне Венеции, на уровне моря.
– А что? Там говорится, чтобы мы стали на колени в соборе Сан-Марко, а потом пошли по звуку струящейся воды. Может быть, этот звук приведет нас в соседний Дворец дожей. Там, может быть, нижняя часть дворца в воде.
Лэнгдон бывал во Дворце дожей много раз и знал, что никакие части его не затоплены. Этот просторный комплекс строений включал в себя и первоклассный музей, и целый лабиринт учрежденческих помещений, и внутренние дворы, и тюрьму, такую большую, что она занимала несколько зданий.
– Возможно, вы правы, – сказал Лэнгдон, – но если мы будем искать наобум, на это понадобится не один день. Предлагаю поступить так, как сказано в стихотворении. Сначала идем в собор, находим могилу или статую вероломного дожа и становимся на колени.
– А потом? – спросила Сиена.
– А потом… – Лэнгдон вздохнул. – Молимся изо всех сил, чтобы услышать журчание воды и чтобы она куда-нибудь нас привела.
В наступившем молчании Лэнгдон вспомнил встревоженное лицо Элизабет Сински, явившееся ему в галлюцинациях, и как она шептала ему из-за реки. Время уже на исходе. Ищите, и найдете. Где она сейчас? Цела ли? Люди в черном, конечно, уже поняли, что он и Сиена скрылись. Они погонятся за нами – вопрос, как скоро?
Преодолевая вдруг накатившую усталость, Лэнгдон вернулся к стихотворению. При взгляде на последнюю строчку у него возникла новая мысль. Он не знал, стоит ли заговаривать об этом. Куда не смотрятся светила. Может быть, это не имеет отношения к их поискам, и все же он решил поделиться своей мыслью.
– Я вот что хочу заметить.
Сиена подняла глаза от мобильного телефона.
Сиена смотрела с удивлением.
– Каким словом? – спросил Феррис.
Лэнгдон показал на нижнюю строчку переписанного текста.
Он поднял посмертную маску Данте и показал на центр спиральной надписи.
Куда не смотрятся светила.
Феррис слегка побледнел.
В темноте Лэнгдон закрыл глаза и попытался дать отдых уму. Зобрист, может, и был безумцем, подумал он, но Данте он знал основательно.
Лоренс Ноултон вздохнул с облегчением.
Шеф все-таки решил посмотреть видео Зобриста.
Читайте также:
