Кто ты из чумы в бедрограде

человеку что ни игра,
то втихую стыдливый блеф
(от отчаянья изотлеть,
не дождавшись восьми утра.)
(обещал позвонить вчера.)

человек человеку волк,
лис, грифон и вообще мудак.
человек человеку враг.
(обещал убираться вон.)

человек человеку боль,
непристойная, будто блядь.
(ну чего ты стоишь, присядь,
я же тут, я же тут, с тобой.)

человек человеку брат.
(нахуй всех, махнём в Бедроград.)

— В Бедроград? В Бедроград нет, — ответили из окошка с вежливым удивлением, почти даже со смешком: погляди-ка, мол, чего удумал, ишь ему! Пожевав чуть неловкую паузу, прибавили: — А вам туда по осени, помилуйте, зачем? Неужто на отдых? Бросьте вы это дело, поезжайте в Столицу — там и климат получше, и в Ботаническом Саду, говорят, новая экспозиция…

Господин Ю. не стал слушать приветливых излияний кассира, помедлил чуть, а потом — прямо так, на полуслове — пошёл в сторону. Нет, конечно, в Бедроград нет — никогда нет; добрый месяц уж отирает он порожек-подоконник билетной кассы, а всё нет и нет, и, кажется, должен бы уже кассир запомнить его в лицо, а и — он кассира тоже ни за что в толпе не узнал бы.

Перрон шипел и пенился людьми, что апельсинами рассыпались из кулька и теперь катались от стенки вокзала к вагонам и обратно. Кругленькие, деловитые, с баулами и котомками — никакой поезд стольких не вместит, — они плескались просто так, потому что где-то ведь нужно плескаться, и чем вокзал хуже прочих людных мест? Ю., который прекратил движение в сторону, зацепившись за чуть заметную трещинку в асфальтовом покрытии, почувствовал себя неприлично, постыдно статичным, но приложить остатки своей некогда кинетической энергии ему было некуда, и потому он засунул руки поглубже в карманы, пытаясь хоть этой мелочью походить на — суетливых, торопливых, бодреньких.

В карманах было удушающе сухо, и бумага неприятно колола пальцы.

— Вам, извините, в Бедроград?

Обратился к Ю. один из множества цитрусовых человечков — тоже круглый, весь чем-то перемотанный, с брюшком, только ещё и в нелепой, слишком маленькой шапке, которая всё никак не хотела удобно усесться на его макушке.

— Я, извините, тут услышал… В Бедроград, говорите?

В Бедроград — который уже день в Бедроград, но в Бедроград не ходят поезда, а если и ходят, то для особенных, специальных людей, а если и не для специальных, то уж точно — не для Ю., Ю. что-то недоделал, не узнал, не выяснил, не объяснил —

— Мне-то просто самому, понимаете, как-то… Посылку вот передать попросили. Хотите? Я проводнику скажу, по моему билету и сядете. Ну, десять минут там на вокзале — посылку передать нужно, понимаете? — и вы в Бедрограде. Как вам?

P.S. да, да, вы не читаете рассказов, никто не читает рассказов, если они не смешные или, наоборот, не мучительно болезненные. замечу, что этот абсолютно равноценно можно не читать, как зная чумной сеттинг, так и вовсе не, ибо художественному произведению подобает быть самодостаточным. и на что только был израсходован недельный запас скобочек!

• внутри: melancholy
• снаружи: сколько лет тут не было стихов, батюшки

сложно, конечно, выбрать из моих преподавателей самого странного, ибо мне всю жизнь везло на как-на-подбор-сумасшедших в самом лучшем смысле этого слова. чего стоят одни только наши немки, будто вылезшие из анекдота про национальные стереотипы: толстая добродушная бюргерша, невыносимо строгая дева с безжалостной улыбкой и, не шучу, бантиком на шее и третья, портящая статистику, но крайне приятная (думаю, благодаря ей единственное немецкое выражение, которое навскидку приходит мне на ум, — это keine Panik auf Titanic: она говорила мне это каждый раз, когда выяснялось, что ни хрена я не знаю).

но в пересказе пальму первенства, наверное, забирает господин К., являющий собой настоящего Хагрида — умного, добродушного, дружелюбного и всесторонне приятного, но Хагрида. он вёл у нас пары на четвёртом курсе, приезжая за этим делом из Москвы и потому стабильно опаздывая на полчаса-сорок минут. он вёл пары прямиком с вокзала, а потому вкатывал вслед за собой в аудиторию тележку со скарбом. он был не толст даже, а просто велик собой, бородат и басовит, и довольно содержательно вещал про новейшие направления в лингвистике, глядя на нас при этом пустыми глазами человека, которому с дороги бы чайку выпить, а тут студенты.

но поражало меня не это, а, как обычно это и бывает, сущая мелочь.

у его огромной рубашки были огромный же нагрудный карман, в котором он держал канцтовары. логично, да? ручка в нагрудном кармашке. так делают не все, но эстетически это всецело вообразимо. вот только у господина К. там был десяток ручек, пара карандашей, фломастеры и даже, кажется, циркуль — всё в одном нагрудном кармане, отгибающемся по этому поводу крайне устрашающе. и всё то время, что он читал у нас пары, я думала: тележка с вещами — понятно, борода — и того яснее, некоторое безумие с дороги — да как божий день, но зачем, зачем же пяток фломастеров в нагрудном кармане?

не спросила, конечно, постеснялась, за что теперь себя несколько корю. так что спрошу у вас: а кто был вашим самым странным преподавателем? что он сделал, и возлюбили ли вы его за это?

• внутри: sleepy
• снаружи: what do you do to make ends meet? teach.

я в последнее время часто думаю об отечестве. нет, серьёзно — и в этом нет ничего смешного, нормальные люди такой гадостью не занимаются.

вчера, в частности, думала о правах меньшинств (всё потому, что картинки с симпатичными мальчиками занесли меня в Гейский Интернет, а зараза быстра). думала примерно следующим образом: вот смотрите. Америка и Европы тут движутся в одном направлении — с переменным успехом, но движутся. можно условно сетовать на то, что слишком медленно (или слишком быстро), но в целом есть ощущение, что зе фьюча из секьюа.

какие-нибудь там Индия или Китай, с другой стороны, ни фига никуда не движутся, им и так заебись с клановыми браками и прочими попираниями прав личности ради производительности и традиции (тут можно поправить мои геополитические представления). мне с моим воспитанием трудно взять в толк, как же так, но на самом-то деле ответ ясен: если оно так, значит, это зачем-то нужно. для баланса и гармонии, например. типа если все будут чересчур прогрессивными (слово не нейтральное, но вы поняли), Земля начнёт крутиться слишком быстро, и мы свалимся. типа это в человеческой природе. типа в традиции есть нечто, чего лишено гражданское общество, но что нужно человечеству.

после чего у меня возникло крайне искреннее ощущение того, что моё отечество и правда достаточно ловко объединяет одно с другим. да, сейчас оно в говне, но время идёт, мир меняется, и когда-то в далёком будущем, накануне конца света, Россия окажется самой. полной, что ли (подумала я). да, жить в эту пору прекрасную не придётся, но какая, в сущности, разница? я ж о вечном (подумала я).

потом я подумала, что такие банальности стыдно даже самой себе говорить, не то что в бложик писать.

так что лучше любуйтесь на чоткого Гошку, имеющего к этому посту отношение только потому, что его тоже волнует проблема отечества. Гошка хороший. рыжий, например.

(когда-то в далёком будущем, накануне конца света, рыжие захватят мир.)

• внутри: melancholy
• снаружи: ииин да фьюча

почему-то мне кажется, что если бы я носила с собой маленький такой неброский карманный кальянчик, никто бы не делал мне замечания. плюс пройти в толпе было бы проще. видимо, пора переходить на угрожающе вредные привычки.

• внутри: cynical
• снаружи: наш генсек наш генсек это радость для всех

я тут за деньги проиллюстрировала книгу про деньги. особенно лестным является тот факт, что автор её — солидный такой бизнесмен — обратился ко мне лично, поскольку ему-де понравились мои комиксы, и хотел только и именно Альфины. и настолько его порадовало наше сотрудничество, что он не только не разгневался на мои особые отношения с дедлайнами, но и, к примеру, вёл со мной увлекательные беседы о том, как — да-да, вы угадали — делать деньги. и пока я чувствовала себя не понимающим в жизни ровным счётом ничего лохом, он рассказывал мне, что нужно идти на рынок недвижимости (ну хоть не в шпалоукладчицы).

и вот смотрела я на пока что не опубликованную картинку из этого поста и думала: и светло, и более чем ангелически, но солидный мой бизнесмен имеет в виду не это. наверняка. определённо.

мораль истории: я очень честный человек и не воспользовалась прозвучавшей-таки фразой о том, что конечный выбор однозначно остаётся за мной. горжусь собой, прозреваю моральное право похитить у кого-нибудь вкусную еду.

бонусная мораль: детки, не работайте одиннадцать часов подряд без передышки, иначи ваши диалоги с живыми людьми будут выглядеть так:

• внутри: exanimate
• снаружи: слушайте, а с этой картинкой что-то не так? ГДЕ ВСЕ МОИ ЛАЙКИ

нормальные люди, когда вырастут, хотят стать космонавтом, взять ипотеку, уехать из сраной Рашки, найти вечную любовь и прославиться. я же, думая о будущем, постоянно возвращаюсь к вопросу о том, какой породы собаку мы заведём, когда наша жизнь станет чуть меньше напоминать цирк с конями, переездами и глицином. долгое время склонялась к лабрадору, но потом Корнел вместе с моим папенькой таки убедили меня, что это не собака, а ходячий тюфяк; самые няшные, некрупные и при этом не проедающие основной бюджет семьи, видимо, мелкие терьерчики. но их так много! и они все такие хорошие! что же делать?

но вот корги нельзя заводить в единственном экземпляре. корги должно быть столько, чтобы, в отчаянном косплее гомоэротичного Фредди Меркьюри, их можно было использовать как диван.

да, I'm a dog person.

P.S. вот как надо писать фанфики.

вслед за его приглашающим жестом выбегаю я, значит, на улицу из пансионата, где распивала алкогольные напитки, и со мной выбегают лингвисты, разбивая бокалы и графины, радуясь, что за них не нужно платить. во дворике здания пансионата — пустой бассейн, на дне его — в зюзю пьяный человек, лежащий на кафеле. рядом с человеком — разбитая супница с, в самом деле, борщом. человек бессильно сучит ногами, пытаясь её от себя отпихнуть, но координация ему, конечно, не позволяет. он пыхтит и что-то бессвязно лепечет.

человек сражается с борщом.

Уж конечно. И давно ли?

Шаман сипло расхохотался, и от него пахнуло гнилым мясом; сунулся прямо в лицо своей красной восьмиглазой рожей и осклабился.

Мертвяк фыркнул бы, но не чуял тела — ни рук, ни ног, ни губ. Чуял только запах: тяжёлый, кровавый, и ещё чего-то тошнотворно-сладкого — и видел на потолке узоры из человеческого мяса, из костей и травы.

Чума в Бедрограде скачать fb2, epub бесплатно

Посвящается астроному С. Грачеву

1. ПОЛЬ КОЛЬЦОВ, ЛИТЕРАТОР

Воздух был тяжелый и влажный, но дождя не было. В сером, по-осеннему тоскливом небе, как на проявляемой фотографии, на секунду возник блеклый солнечный диск, и лужи на аэродромном поле тотчас отозвались разноцветными огоньками. Получилось красиво. Не иначе, масляная пленка, подумал Поль и непроизвольно рассмеялся. Он перебросил плащ через руку и вместе с другими пассажирами пошел за стройной девочкой в форме к зданию аэровокзала.

Hебольшое предисловие. Знаю, что идея этого рассказа не новая, но мне захотелось обыграть ее по-своему. Также у меня продолжается серия дежа вю по поводу своих рассказов, так что, если что-то очень похожее где-то было, не пинайте больно. Alles.

Вначале было Слово. И Слово было Бог.

Бог открыл глаза и недоуменно уставился на звезды, которые подмигивали Ему, словно шлюхи на обочине. Бог вскинул руку, хотел почесать подбородок, но ладонь наткнулась на пушистую окладистую бороду.

Hенависть не pоскошь, а сpедство пеpедвижения.

"Hе так давно учёными Hашей Великой Родины было откpыто одно замечательное свойство такой, на пеpвый взгляд нематеpиальной субстанции, как ненависть. Они обнаpужили, что ненависть, и ещё pяд эмоций, о котоpых pечь в данной статье специально вестись не будет, являются газами. Да-да, такими же газами, как, напpимеp азот, кислоpод или гелий; по кpайней меpе, они ведут себя как газы и подчиняются основным законам теpмодинамики. По сообщениям учёных, эмоции по своим хаpактеpистикам близки к идеальному газу даже больше, чем pазpяженный атомаpный водоpод. Пpиpода газов-эмоций до сих поp остаётся весьма неясной; в этом напpавлении пpедстоит пpоделать ещё много pаботы, но обнадёживающем фактом является то, что для них уже сейчас найдено пpактическое пpименение. В частности, ненависть может использоваться в качестве топлива, и пpитом очень эффективного. Она легко воспламеняется и по количеству выделившейся пpи сгоpании энеpгии во много pаз пpевосходит нефть, пpиpодный газ и уголь. Пpименение ненависти в пpомышленных масштабах сулит нам поистине фантастические пеpспективы для pазвития. Совеpшено, я не побоюсь этих гpомких слов, гpандиозное, эпохальное откpытие, ведущее ко всеобщему пpоцветанию и тоpжеству Hашей Великой Hации. С этого момента вопpос о каком-либо энеpгодефиците на теppитоpии Hашей Великой Родины полностью отпадает, ведь запасы ненависти ничем не огpаничены. Скоpо энеpгия станет даpовой - она будет чеpпаться буквально из воздуха, и, так необходимый сейчас pежим экономии электpичества канет в лету - энеpгии хватит для любых нужд. Со вpеменем вся наша экономика пеpеключится на использование этого пеpспективнейшего pесуpса, и, я веpю, в будущем, совсем уже недалёком (ведь для наших учёных нет ничего невозможного), к звёздам отпpавятся пеpвые космические коpабли, движимые силой ненависти.

Хочy пояснить, как был написан этот pассказ. Hе подyмайте что я шyчy, но однажды во сне ко мне явился Боpис Стpyгацкий. Мы с ним немного поговоpили, я поpyгал его за "Улиткy на склоне", а потом он взал какyю-то книгy и стал читать мне из нее. Я внимательно слyшал и запоминал, а когда пpоснyлся, додyмал:" Блин, кpyто. А ведь в этом что-то есть!" И, пока сюжет окончательно не выветpился y меня из головы, я его быстpенько пеpенес на бyмагy. А затем в yдаpном темпе написал и чистовик. Кое что я изменил, кое что добавил, но ононой смысл, основная идея остались неизменными. Если тyт был какойто смысл:Вам pешать.

— Это вы звонили утром? Проходите, э…

— Саваоф, — напомнил старик.

— Проходите, господин Саваоф, садитесь. Вы выбрали самое лучшее агентство для продажи недвижимости! Давайте сразу приступим к оформлению. Ваша недвижимость находится в вашей собственности?

— Есть ли у вас родственники или законные наследники, которые могут оспаривать продажу?

— У меня только сын. Hо ему это, так сказать, совершенно безразлично.

И вдруг он увидел, что из-за спичечного коробка, изображавшего угловой дом с булочной в первом этаже, возле которого были воткнуты в пластилин три автомата газированной воды в виде лампочек от карманного фонарика, – из-за угла этого дома с нарисованными окошками появился его отец в расстегнутом пальто. Генка отодвинулся от стола, на котором стоял город, и замер. Отец подошел к автомату, потом к другому, будто чего-то ища, и тут в его крохотной руке блеснул едва видимый стакан. Отец торопливо сунул стакан в карман пальто и, оглянувшись, скрылся за углом булочной. Затаив дыхание, Генка заглянул за спичечный коробок и увидел отца, ростом не выше мухи, вместе с двумя какими-то мужчинами, один из которых сидел на обломанной спичке и курил. Струйка дыма завивалась, как пружинка.

Потом, много лет спустя, Валентин вдруг вспомнит эту историю, лежа на пляже в Ялте. Он вспомнит ее в тот момент, когда Маша поднимется с деревянного топчана и пойдет к морю своей походкой балерины, чуть выворачивая носки наружу. Валентин заметит взгляды мужчин ей вслед и еще раз с привычным удовольствием подумает о том, что жена по-прежнему похожа на девочку – такая же легкая и стройная, несмотря на то, что ей уже тридцать шесть лет. Он подумает, что, наверное, так и должно было случиться, глядя, как Маша обходит полных бесформенных женщин, возле которых копошатся в песке многочисленные дети; что теперь у них с женой есть почти все для полноценной и счастливой жизни, а та история прочно забылась, превратившись в нечто, похожее на заброшенный и заколоченный старый дом, куда не нужно возвращаться, потому что все равно ничего не вернуть – ни одной минуты, прожитой там до того дня, когда дом внезапно опустел, был навсегда покинут и остался стоять лишь по недоразумению, хотя его давно следовало снести. К сожалению, снести его никак не удается, он существует где-то, и они с Машей тщательно обходят его стороной, уже пятнадцать лет стараясь не замечать – вот как сейчас жена не заметит голого малыша, с ног до головы оклеенного песком. Этот малыш возникнет на ее пути, смешно покачиваясь на кривых толстых ножках, словно перетянутых невидимыми ниточками, а Маша спокойно свернет в сторону и равнодушно пройдет мимо. Она даже не улыбнется малышу – и Валентин поймет, почему она не сможет ему улыбнуться – а пойдет дальше к воде, твердо вздрагивая при каждом шаге всем своим загорелым до черноты телом, точно ветка дерева, лишенная листьев, – пока не погрузится в воду и не поплывет к красным буйкам запретной для купальщиков зоны. Она не оглянется на него ни разу, и тут, именно в эти секунды, Валентин опять вспомнит все, начиная с проклятых подушек в рюкзаке, о которых ему до сих пор стыдно и неловко думать. Он вспомнит те три дня и еще раз скажет себе, что тогда он поступил правильно и умно, и никакой его вины в случившемся нет. Но почему-то именно подушки в рюкзаке будут напоминать о себе с особой издевательской насмешкой, словно дразня своей бессмысленностью, – две семейные пуховые подушки, засунутые в туристский рюкзак для того, чтобы тот выглядел заполненным и не был в то же время слишком тяжел.

Учебное пособие подготовлено коллективом ученых Западносибирского центра германских исследований. На большом фактическом материале с учетом новейших достижений исторической науки показаны основные этапы развития германской истории с древнейших времен до 1870 г., дана характеристика политических, экономических, социальных и культурных составляющих исторического процесса, освещена повседневная жизнь населения Германии. Издание соответствует Государственному образовательному стандарту Министерства образования и науки Российской Федерации.

Для студентов, аспирантов, преподавателей и всех, интересующихся историей Германии.