Чума пришла в мой город

Людмила Ивановна — его мать, учитель начальных классов, 40 лет

Петр Петрович — отец Романа, инвалид, 50 лет

Чума, чума пришла в мой город. Ходит по улицам, косит больных, здоровых, слабых, сильных, всех. Ходит, приглядываясь, будто ищет чего-то. Не мою ли улицу, не мой ли дом, не мой ли подъезд, не мой ли этаж, не мою ли дверь?

Нашла! Стучится! Нет, мы не станем ей открывать. Не станем. Только глянем один раз в глазок и на цыпочках уйдем в комнату. Закроем окна, заклеим бумагой щели будто б на зиму — не пустим ее. Пусть к другим идет, к другим стучится, просится. А у нас ей нечего делать. К нам счастье пришло в гости. Сидит, чай пьет. Других гостей нам не надо.

А если все-таки проникнет она?

Нет, если не думать об этом, то ничего и не будет.

Главное, не думать…

В большой комнате два стареньких серванта на облупленных ножках. Хозяева утверждают, что импортные, вроде как — югославские.

Кроме сервантов в комнате пианино, диван и три кресла. Одно из них на колесах, инвалидное. В нем сидит Петр Петрович. Смотрит телевизор с подсевшим кинескопом.

Людмила Ивановна на кухне. Рядом с ней Марина. Ест суп.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. А у нас ведь опять горе, Марина.

МАРИНА (отложила ложку). Ромка, что ли?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Ромка… Ромка… Опять начал.

МАРИНА. Но вы же его…

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Вот и полечили, называется. Я еще ссуду не вернула, а он…

МАРИНА. Это точно уже?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Точно.

МАРИНА. И сколько уже?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА (готова заплакать) Ой, Мариночка, не знаю я. Я ведь руки у него каждый день смотрела. Чистые все были. Радовалась. А потом, неделю назад захожу утром к нему в комнату, он раскрытый лежит. Хотела накрыть. Подхожу, а у него вот здесь — на икрах (показывает) вот такие дорожки. Все исколото — живого места нет! А ведь дома все был, выйдет на часик-другой и дома. Курить даже бросил. Книги все читал. На биржу поставили.

МАРИНА. А сейчас?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Сейчас… сейчас как с цепи сорвался. Спать только приходит. Утром уйдет, вечером придет. В открытую уже, в руки начал колоть. Шприц с собой таскает.

МАРИНА. А вы как думаете — давно?

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Да не знаю я, Мариночка. Говорю же я, руки у него смотрела, а он в ноги научился. Да и какая разница — давно или недавно. Раз уж начал — все, не остановится.

МАРИНА. Остановится. Если недавно, то еще не поздно.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Ой, не знаю я. Может, месяц, может, два… а может, как из больницы приехали, — кто его знает. Он ведь все дома был. И руки чистые. Я каждый день почти смотрела.

МАРИНА. Нет, как из больницы вернулись, он не мог. Он же два месяца назад ко мне приезжал. Нормальный был. Нигде ничего. Я специально, когда спал, проверяла.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Ну значит, самое большое — два месяца. А что толку-то?

МАРИНА. Ехать опять надо. Лечить.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. На что?! На что лечить-то?! Где я эти пять тысяч теперь возьму? Ссуду опять брать? Да никто мне ее не даст больше — ту еще не всю вернула. И даже продать нечего. Он ведь тогда все вынес. Все золото, весь хрусталь, шапки все, постельное. Если только квартиру эту продать, поменять с доплатой. Вот только и выход. А так… (Заплакала). Проще в петлю залезть, чтоб не видеть и не слышать ничего! Господи, как он меня измучал! Всю кровушку по капельке, по капельке высосал! Поседела вся за год, как бабка старая стала. Иной раз думаешь, лучше б он себе передозировку сделал что-ли, чтоб сам не мучился и нас не мучил…

МАРИНА (трогает ее за руку). Людмила Ивановна, не надо…

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Ой, Мариночка… Думаешь, легко про сына собственного так говорить? Мне ведь его жалко. Так жалко, что сердце кровью обливается. Потому и с собою ничего не делаю, что его спасать надо, вытаскивать из этого омута. Кроме меня он ведь больше никому на этом свете не нужен. Отец давно от него открестился. Смог. А я вот — не могу. Даже в петлю не могу, потому что никто ему больше не поможет. Только я. Мать. Это мой крест и мне его нести.

МАРИНА. Людмила Ивановна…

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Что, Мариночка?

МАРИНА. Этим не поможешь.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. А чем поможешь? Чем?

МАРИНА. Ехать надо. Опять.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Да не на что мне его больше везти. Вон, сто рублей в кошельке последние. А квартиру менять отец не даст. На нем же она.

МАРИНА. Я найду деньги.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Где. Они ж на дороге не валяются. Это ж не пять копеек.

МАРИНА. Я к бабке поеду — возьму. У нее на книжке есть… На смерть лежат.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Там, в деревне?

МАРИНА. В деревне.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. А даст? (Без паузы, быстро). Я ей потом верну. Как с ссудой рассчитаюсь, так ей начну копить. Только бы вылечить его, вытянуть оттудова.

МАРИНА. Мы сами вернем.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Вы?

МАРИНА. Мы… С Ромкой. Из больницы как вернется, так сразу распишемся.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА (недоверчиво). Ты, Мариночка? С ним?

МАРИНА. А с кем еще…

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Господи… Правильно. Так и надо. Может, хоть это поможет, чтобы опять не начал. Ты только с ребенком ничего не делай. Рожай. Не бойся, что от наркомана он. Ерунда это все, что говорят. Нормальный будет. Главное, ты здоровая.

МАРИНА. Я и так рожать буду. Мне нельзя аборт делать.

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. И рожай, не слушай никого. Тем более он тогда не кололся, когда вы… (Снова заплакала). Помоги мне, Мариночка, спаси его! Кроме тебя некому больше! Он же парень хороший, Ромка-то, сама знаешь. И любит тебя. Запутался он только, завяз в пучине этой. Ему руку надо протянуть, подать. Вместе только. А то одной мне не смочь. Помоги, Мариночка! Я тебе век благодарная буду. Помоги только.

МАРИНА. Людмила Ивановна, вы опять начали…

ЛЮДМИЛА ИВАНОВНА. Все… Не буду больше. (Вытерла глаза запястьем). Ты ешь суп-то. Корми ребеночка.

Остыл, наверное. Давай подогрею тебе.

МАРИНА. Не надо. Я так. Теплый еще. (Ест).

В середине января, когда весь мир наблюдал за борьбой Китая с коронавирусной инфекцией, в прессе активно муссировались слухи, что COVID-2019 не что иное, как этнобиологическое оружие. Мол, вирус поражает только представителей одной - монголоидной - расы, а если быть точнее, только китайцев. И до тех пор, пока эту инфекцию не стали находить у представителей других рас, ученые были убеждены, что COVID-2019 останется локальной эпидемией и не перерастет в пандемию.

Западные политики упрекали в распространении коронавируса Китай, будто бы там искусственно создали этот вирус и отправили его в свободное плавание. Такие заявления, конечно, больше похожи на очередную теорию заговора. Но многие специалисты считают, что исторически родиной большинства эпидемий был именно Китай. Так ли это?

САМЫЕ СТРАШНЫЕ ЗАРАЗЫ ПРИШЛИ ИЗ АЗИИ

Доподлинно мы знаем только об эпидемиях, которые бушевали в Европе и Азии. Что происходило в других частях света, историки и вирусологи пока не могут установить.

Проявление болезни зависит от наличия ее переносчика - малярийного комара. Нет комара - нет малярии.

ЮСТИНИАНОВА ЧУМА

Человечество пережило четыре пандемии чумы, в результате которых умирало до 50% населения планеты. Первая - Юстинианова чума - пришла из Египта в 540 году и бушевала 60 лет. Это первая зарегистрированная в мире пандемия, которая унесла около 13% всего населения Земли (от 25 до 100 млн человек). Отмечается, что на Востоке погибли 66 млн человек, а в Европе - 25 млн. Конечно, точное количество жертв до сих пор неизвестно. Но очевидно, что в основном речь шла от городском населении.

- Эпидемии - вечный спутник городских цивилизаций, - говорит Федор Лисицын. - Скученность, высокая плотность населения - это лучший способ распространения эпидемий. Конечно, свою роль играли и антисанитарные условия.

Переносчиками чумной палочки были крысы. С ними бактерия на торговых судах добралась сначала до Византии , а затем разошлись по странам Средиземноморья .

По мнению историков, в разгар эпидемии в 544 году только в Константинополе ежедневно умирали до 5 тысяч человек, а иногда и до 10 тысяч. Город потерял 66% населения.

Пандемия была названа в честь римского императора Юстиниана I, который тоже заразился чумой, но смог выжить. Юстинианова чума давала о себе знать на протяжении 200 лет до 750 года, но эти вспышки болезни носили локальный характер.

Юстинианова чума пришла из Египта в 540 году и бушевала 60 лет. Фото: wikimedia.org

Великая чума началась в 1320-х годах в Средней Азии, где-то на маршруте Великого шелкового пути, и пошла распространяться и на Восток и на Запад . В Китае она выкосила практически 90% населения провинций Хэбэй и Хэнань. Затем перекинулась на Индию. В Европе на своем пике она уничтожила от 30 до 60% тогдашнего населения континента (около 15-25 млн человек). Мир лишился четверти жителей - более 60 млн человек.

Началу вспышки чумы предшествовали природные катаклизмы. В Китае сначала была сильная засуха и голод, затем непогода. Все это привело к масштабной миграции грызунов , в первую очередь, крыс. В шерстке этих животных таились блохи - разносчики чумной палочки. А в Средние века эти блохи паразитировали и на людях.

Незадолго до Великой чумы в Европе прокатилась эпидемия оспы и проказы. Иммунитет у европейских жителей был ослаблен и справиться еще и с чумной напастью уже не мог. Особую роль в распространении заразы сыграла высокая плотность городского населения и антисанитарные условия.

- Средневековые ученые утверждали, что грязь, наоборот, спасала от чумы, - добавляет Лисицын. - Бани были общественные, мылись все вместе. И те люди, кто ходил в Европе в бани во время Великой чумы, имели больше шансов заразиться и умереть, чем те, кто не ходил. - В России эпидемия чумы прошла чудовищно. Это только легенда, что, мол, из-за регулярного мытья в банях русские легче переносили эпидемию. В Москве в 1353 году умерло около 80% населения. Умерла вся семья великого князя. В живых остался младший брат, будущий Иван II Красный. У него выжил трехлетний сын, будущий князь Дмитрий Донской. Моровые поветрия в России были обычным делом.

Незадолго до Великой чумы в Европе прокатилась эпидемия оспы и проказы. Иммунитет у европейских жителей был ослаблен и справиться еще и с чумной напастью уже не мог. Фото: wikimedia.org

С древних времен человечества терзала еще одна смертоносная инфекция - натуральная или черная оспа. В древности ее считали формой чумы и назвали по имени римского императора Антонина.

Эта острая заразная болезнь уничтожила, пожалуй, наибольшее количество людей в мире. Поначалу эпидемии черной оспы вспыхивали преимущественно в арабских странах.

Китай вирус затронул впервые в IV веке, в середине VI века поразил Корею . А в VIII веке выкосил 30% населения Японии . Крестовые походы и арабские завоевания занесли болезнь в Европу.

Лекарств против оспы не было. Четверть больных погибала, сгнивая заживо. Особенно была высока смертность от оспы среди детей. Статистические данные в европейских странах разнятся, но принято считать, что ежегодно от черной оспы умирало более 1,5 млн европейцев. В России вспышки оспы стали возникать в XVII веке и продолжились в следующем столетии. За количеством умерших в те годы никто особо не следил, но, как уверяли иностранные врачи, приезжавшие в Россию, смертность от оспы доходила ежегодно до 2 млн человек. Самой известной ее жертвой был 15-летний император Петр II.

Революцией в борьбе с опасным вирусом стало открытие в 1796 году вакцины. Сейчас оспа побеждена благодаря масштабной вакцинации. Последний случай заражения зафиксирован в 1977 году.

Родиной еще одной опасной болезни - холеры - является Индия. Она распространялась по миру из долины реки Ганг . Жара, загрязнение рек, массовые церемонии - все это способствовало распространению инфекции по всей стране.

Эпидемии холеры терзали человечество неоднократно, но вспышки заболевания были локальными и непродолжительными. В основном они не выходили за пределы юга Азии.

Первая пандемия холеры разразилась в XIX веке и терзала мир все столетие. С 1817 по 1896 год по миру прокатились пять пандемий холеры: через Японию, Сирию , Саудовскую Аравию , Египет, Турцию , Россию и до Европы. За это время болезнь забрала жизни от 40 до 100 млн человек.

- С эпидемией холеры в России было немного легче. В то время у русских была традиция пить горячие напитки, чай, вместо накипяченной холерной воды, - отмечает Федор Лисицын. - Однако еще одна волна эпидемии - 1892-1893 годах - пришлась в России на голод. Тогда погибло очень много городского населения, в частности, большую дань отдали Петербург и Москва. К слову, тогда же от холеры умер Петр Ильич Чайковский , выпивший в ресторане холодной воды.

- Пандемия Великой холеры в XIX веке завершила оформление системы карантинов. Человечество пришло к прописным истинам, что надо делать в момент наступления эпидемической ситуации, а что нет. Вспомните, Пушкина и его Болдинскую осень, когда поэт не мог въехать в Москву из-за того, что город был закрыт на карантин. Во время пандемии холеры возводились холерные бараки, которые строили за пределами городов. Они были временные. Периодически их сжигали и строили новые деревянные. Это делалось для того, чтобы не накапливалось бактерий.

В Китае опять разразилась эпидемия гриппа H1N1. Хотя там она протекала довольно спокойно, и Поднебесная отделалась довольно небольшим количеством жертв. В Европе первые смерти от болезни были зафиксированы во Франции среди британских солдат в годы Первой Мировой войны. Вирус туда занесли почти 100 тысяч китайских рабочих, нанятых для рытья траншей на франко -германском фронте.

Вирус H1N1 убивал молодых и здоровых людей в возрасте от 20 до 40 лет. Подчас болезнь выкашивала подчистую небольшие города. Смертность составляла 10–20%, тогда как от обычного гриппа умирает лишь 0,1%.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Болезнь испанка: Что известно о пандемии, охватившей в 1918 году весь мир

Когда же пик вируса? Сколько еще сидеть дома? Звучит и такой вопрос: а нужно ли? Хотя никто из живущих этого не помнит, но человечество, включая Россию, пережило такие эпидемии. Возьмем чуму.

Что это такое? Самый яркий образ из Средневековья — люди с клювами. В эти клювы набивали всякие пахучие травы, которые, считалось, очищают воздух, хотя дело было вовсе не в воздухе. А эти люди собирали тела.

Однако считается, что одно из древнейших свидетельств о той заразе — еще в Библии. Вот как в Первой книге Царств описывается один из поворотов войны израильтян с филистимлянами: "После того как отправили его, была рука Господа на городе — ужас весьма великий — и поразил Господь жителей города от малого до большого, и показались на них наросты". Эти ужасные наросты называли "бубонами". Отсюда — бубонная чума, хотя еще бывала легочная.

Прошло еще много столетий, перед тем как в XIX ученые поняли, что беда — от чумных палочек. Разносили их блохи: в Азии, например, на сурках, а в Европе — все больше на крысах и мышах. И, кстати, поразительная вещь, за много веков до этих открытий именно библейские прорицатели посоветовали принести Богу жертву повинности, в том числе "пять мышей золотых". Иными словами, люди прошлого тоже кое-что понимали.

Что же еще поняли люди прошлого, что даже тогда, еще до всех открытий в области вирусологии и бактериологии, до изобретения лекарств, эпидемии удавалось останавливать? Моей помощницей при создании этого материала стала Марина Александрова — исполнительница главной роли в сериале "Екатерина".

"Чтобы сие зло не вкралось в середину империи нашей, учредить заставу в Серпухове, на самой переправе чрез реку, и определить на оную лекаря, дабы все едущие, кто бы то ни был, там остановлен и окуриван был". В сериале "Екатерина" таких слов нет. Но мы попросили актрису Марину Александрову почитать отрывки из указов ее героини той поры, когда императрица отправила в Москву своего любимца Григория Орлова подавить чуму и исправить ляпы, допущенные ставшими тогда провинциальными московскими властями.

Одно из самых старинных кладбищ в Москве — Введенское. Здесь похоронен, кстати, замечательный, сейчас несколько забытый писатель Пришвин. Здесь и братья-художники Васнецовы. Вообще очень много захоронений XIX века: испанцы, французы, англикане, которые жили в Москве. Но есть захоронения куда постарше.

Считается, что первые захоронения на Введенском кладбище — это 1771 год. Здесь хоронили жертв московской чумы. Почему именно здесь? Тут могилы погибших от чумы оказывались за тогдашними пределами Москвы, на безопасном расстоянии от мест массового проживания. Собственно, так оно и полагалось делать еще по еще древним уложениям. Но только Орлов смог наконец-то навести порядок.

Из первых же его повелений, 25 октября 1771 года: "Окружающий Москву Камер-Коллежский вал увеличить, углубляя его ров, и к этой работе призываются все охочие люди из московских жителей. Платеж за работу будет производиться поденный: мужчине — по 15, а женщине — по 10 копеек на день. Кто придет со своим инструментом, тому прибавляется по 3 копейки на день".

В канун приезда Орлова первопрестольная представляла собой жуткое зрелище. Когда болезнь еще только проявилась, сначала город подвела чиновничья осторожность. Слово — знаменитому москвоведу Константину Михайлову.

"Чума сначала объявилась в Москве, в военном госпитале на Яузе. Но когда врач госпиталя Шафонский докладывал об этом в Медицинскую коллегию, что грозит опасность, ему посоветовали не разводить панику", — рассказал Михайлов.

Следующим пораженным районом стал тот, что изображен на картине одного из тех самых Васнецовых, Аполлинария, "Всехсвятский каменный мост". По его сменщику, Большому каменному, уже знакомый нам Константин Михайлов ведет нас туда, где располагалась печально знаменитая мануфактура Большой суконный двор. Там чуму скрыли уже, говоря современным языком, бизнесмены.

"Администрация, видимо, не желала останавливать предприятие, поэтому долго это дело скрывала, умерших тайно хоронили ночью в пределах этого двора", — отметил москвовед.

Это никак не выселки. Через мост — Кремль, где в Успенском соборе короновались цари, в том числе Екатерина II, а в соседнем Архангельском соборе покоится один из ее предшественников. Это князь Московский и Великий князь Владимирский Семен Гордый — жертва чумы еще в 1353 году. Следующим царем, при ком Россия познала мор, стал Алексей Михайлович в XVII веке.

Еще один поворот московской истории. Не так давно, когда на Охотном ряду строили подземный торговый комплекс, обнаружили еще чумные месторождения, могилы на территории бывшего Моисеева монастыря. Это уже эпидемия чумы XVII века, при царе Алексее Михайловиче. Но, впрочем, за несколько столетий, которые прошли с предыдущей эпидемии, при Симеоне Гордом, москвичи кое-чему все-таки для себя научились. Так, во вторую для себя чуму Москва выработала своего рода "удаленку".

"Я читал про такую технологию, что гонец читал письмо, которое пришло из чумной зоны, писарь его записывал, изначальное письмо уничтожалось, а то шло по почте. Они старались минимизировать любые контакты. К сожалению, не было тогда электронной почты", — отметил Константин Михайлов.

Но что касается запрета на захоронения в центре, как водится у нас, нашлись "умники", которые посчитали, что они-то знают все лучше всех. Как показали раскопки во время строительства торгового комплекса "Охотный ряд", были и здесь, в центре, чумные могилы. Ну, что удивляться, что после этого эпидемия в Москве все разрасталась и разрасталась?

Тогдашний летописец писал так: "Людие бо умираху незапною смертию: ходил ли кто, или стоял, или сидел, и тако забывся вмале, вскоре умираху".

По разным подсчетам, во вторую чуму в Москве умерли то ли 150, то ли 200, то ли все 480 тысяч человек. Английский посланник Уильям Придо отмечал: "Это не считая нескольких тысяч тел, не нашедших себе иной могилы, как в кишках собак и свиней".

И вот спустя более чем столетие, в XVIII веке, в Москве все повторяется. Кто виноват? Московский генерал-губернатор Салтыков — вот кто проявил тогда: то ли забывчивость, то ли легкомыслие, то ли халатность — позволил дурить себя сначала чиновникам, а потом купцам.

Императрица пыталась подгонять: "Прикажите публиковать в городе, чтобы бежавшие с Большого суконного двора фабричные немедленно все явились для выдерживания карантина. Если же после публикации кто из них по городу шатающийся найден будет, таковых в полиции высечь плетьми и отсылать в карантин".

Но фабричные уже разбрелись. Как следствие — в апреле 1771 года в Москве умерли уже 774 человека, в мае — 850, в июне — 1100. К середине лета.

"Смертность в июле-августе доходила, по официальным сводкам, до 800, по неофициальным, — до тысячи человек в день", — рассказал Константин Михайлов.

Салтыков, даже не дождавшись ответа императрицы на прошение о, конечно, запоздалой отставке, Москву покидает. Ему вслед несется уже какая-то совсем бредовая петиция тогдашних брехунов.

"Они представили следующие пункты. Перестать сажать в чумные карантины. Кто-то считал их рассадниками заразы, а кто — бесовскими учреждениями. Снова разрешить хоронить при церквях, открыть бани и рынки. Но, слава богу, власти этого не послушали, карантинные меры все-таки продолжали ужесточать", — подчеркнул Михайлов.

Здесь нам требуется одно отступление. Все читали "Приключения Гулливера". И все знают, что это не только детская книжка, но и смелый политический памфлет. Первый русский переводчик этой тогда очень смелой книги — Ерофей Каржавин. Такой же, как он, образованный на Западе вольнодумец, его брат Федор, который потом примет участие в революции в Америке и, кажется, даже во Франции. Но и он в ожидании Григория Орлова, дееспособной власти, про не верящую врачам пьянь пишет: "Втоща во фрунт, их старались наперед опохмелять медными эфесами".

В этот момент в Москву и прибывает Орлов. Первое же совещание — с ведущими врачами. С этого момента похороны умерших от чумы вновь стали проходить только на дальних кладбищах.

Изолировали и больных. В опять же дальних тогда монастырях. То были Николо-Угрешский, Симонов, Данилов, а позже и Новодевичий. И начали неукоснительно выполнять другие указы: например, говоря нынешним языком, о порядке посещения продовольственных магазинов: "Между покупщиками и продавцами разложить большие огни и сделать надолбы, чтобы городские жители до приезжих не дотрагивались и не смешивались вместе. Деньги же обмакивать в уксусе".

Уксус был, конечно, совершенно бесполезен. И в одном из наших следующих выпусков мы расскажем, какое же лекарство позволило уже советским медикам побороть чуму уже в ХХ веке, когда ее вспышка была в Монголии.

Но откуда же чума приходила на Русь до этого? Как и сегодня, зараза была привозной. Про XIV век известно, что "моровая язва" пришла из Европы через Балтику: сначала в Псков и Новгород, потом в Москву, а потом еще и в Смоленск В живых остались всего с десяток горожан.

Про источник заразы в XVII веке высказываются разные предположения: Литва, Персия, Крымское ханство.

В XVIII чуму пришла из Молдавии, через которую проходил Суворов на войну с турками. По пути в Москву она еще "прошлась" по Киеву и Брянску.

Еще раз — при Екатерине. Никаких вакцин от чумы не было, но победили. Потому что и при ней, и в прежние времена Россия справлялась с эпидемиями, когда вводила карантин и, как скажем мы сегодня, самоизоляцию.

Вальтер Шайдель. Великий уравнитель. АСТ, 2019. Пер. с нем. О. Перфильева

Примерно в конце 1320-х годов в пустыне Гоби зародилась чума, распространившаяся по большей части Старого Света. Возбудителем чумы является бактерия Yersinia pestis, или чумная палочка, обитающая в пищеварительном тракте блох. Самые распространенные переносчики — крысиные блохи, но переносить блох с чумной палочкой могут десятки различных видов грызунов. Эти блохи покидают свою естественную среду обитания, как правило, только когда популяция их хозяев уменьшается; в таких случаях инфекция распространяется и среди людей. Чума проявляется в трех формах, самая распространенная из которых — бубонная. Она известна прежде всего тем, что при заболевании заметно увеличиваются лимфатические узлы в паху, подмышках или на шее — распространенных местах укусов блох. Из-за внутреннего кровотечения опухоль разрастается и наполняется кровью, из-за интоксикации отмирают клетки и повреждается нервная система. Через несколько дней умирают от 50 до 60 % зараженных. Вторая, еще более опасная форма, легочная, передается непосредственно от человека к человеку воздушно-капельным путем. Смертность при ней достигает 100 %. Очень редко патоген передается насекомыми, что вызывает так называемую септическую чуму, которая протекает очень быстро и с неизбежным фатальным исходом.

Во второй четверти XIV века грызуны перенесли зараженных блох на восток в Китай, на юг в Индию и на запад через Ближний Восток в Средиземноморье и Европу. Путями переноса служили караванные маршруты Центральной Азии. В 1345 году эпидемия достигла Крымского полуострова, откуда ее в район Средиземноморья привезли итальянские торговые суда. Благодаря источникам того времени удается проследить ее до генуэзского поселения Каффа в Крыму: когда среди осаждавших крепость татар разразилась чума, их предводитель Джанибек якобы приказал перебрасывать с помощью катапульт через стены трупы умерших, чтобы заразились и генуэзцы. Но этого и не требовалось, и вряд ли такой способ заражения был эффективен, потому что бубонная чума распространяется с помощью паразитов, а для легочной чумы хозяева должны быть живы. Для распространения зараженных грызунов и блох было достаточно существовавших торговых путей.

В конце 1347 года чума охватила Константинополь, и наиболее подробным описанием ее симптомов мы обязаны оставившему трон императору Иоанну IV Кантакузину:

Никакое врачебное мастерство не помогало, да и болезнь не проходила одинаково у всех; некоторые, неспособные сопротивляться, умирали в тот же день, иные и через несколько часов. Тех же, кто сопротивлялся два или три дня, сначала охватывала жестокая лихорадка, и в таких случаях болезнь переходила в голову. У других зло нападало не на голову, но на легкие, и тотчас же начиналось воспаление, причинявшее очень острую боль в груди. Мокрота выделялась вперемешку с кровью, вместе с отвратительным запахом изнутри. Обожженные горло и язык чернели и наполнялись кровью. На плечах и предплечьях возникали гнойники, у некоторых на челюсти, а у немногих на других частях тела. Показывались черные волдыри. Некоторые покрывались черными пятнами по всему телу; у некоторых пятна были малочисленными, но очень заметными; у других — неясными и плотными. Большие гнойники появлялись на ногах или на руках, откуда, если их разрезать, вытекало большое количество дурно пахнущего гноя. Если люди заболевали, то уже не питали надежду на выздоровление, но, поддаваясь отчаянию, усугублявшему их состояние и обострявшему их болезнь, сразу же умирали.

После того как смертоносный груз прошел через Босфор и Дарданеллы, чума в 1348 году поразила арабские города Александрию, Каир и Тунис. На следующий год эпидемия охватила весь арабский мир; сообщалось о больших потерях, особенно в городских центрах.

Что касается западных регионов, то генуэзские корабли из Крыма завезли чуму на Сицилию осенью 1347 года. Через несколько месяцев она распространилась по большей части Южной Европы, опустошив такие города, как Пиза, Генуя, Сиена, Флоренция и Венеция, наряду со многими более мелкими. В январе 1348 года эпидемия достигла Марселя, после чего быстро прокатилась по югу Франции и по Испании. О том, как она распространилась дальше на север, известно меньше: она поразила Париж весной 1348 года, затем перешла во Фландрию и Нидерланды. Из Скандинавии, куда чума добралась в 1349 году, она переместилась в еще более отдаленные Исландию и Гренландию. Осенью 1348 года чума вошла в Англию через южные порты, а на следующий год обосновалась в Ирландии. Не обошла она стороной и Германию, хотя эта страна пострадала меньше других регионов Европы.

Очевидцы событий повествуют об отчаянии, страданиях и смерти, а также об общем смятении, хаосе и том, как люди пренебрегали похоронными обычаями. Особенно ярко описывали свои впечатления обитатели крупных городов. Аньоло ди Тура оставил потрясающий отчет о чуме в Сиене, тем более проникновенный, что автор повествует и о своих собственных горестях:

Смерти в Сиене начались в мае. Это было жестокое и ужасное событие, и я не знаю, с чего начать, чтобы поведать о чудовищности и безжалостности. Похоже, все были одурманены зрелищем боли. Невозможно человеческому языку найти выражения, чтобы поведать весь этот ужас. И в самом деле, того, кто не видел такие ужасы, можно назвать счастливым. Жертвы умирали почти мгновенно. У них появлялись опухоли в подмышках и в паху, и они падали с ног прямо во время разговора. Отцы бросали детей, жены — мужей, брат — брата; ибо казалось, что болезнь поражает на расстоянии взора и дыхания. И так они умирали. И никто не отваживался хоронить ни за деньги, ни по дружбе. Родственники бросали умерших в канавы, как могли, без священников, без богослужения. Не бил и похоронный колокол. Во многих местах в Сиене были вырыты огромные ямы, и туда бросали множество умерших. Люди умирали сотнями, днем и ночью, и всех бросали в эти рвы и засыпали землей. А когда эти рвы заполнялись, рыли новые. И я, Аньоло ди Тура. похоронил своих пятерых детей своими собственными руками. Умерло так много народа, что все верили, что настал конец света.

Массовые захоронения, о которых пишет Аньоло, упоминаются и в других повествованиях, придавая мрачный масштаб грандиозной картине смерти. Вот классическое описание чумы во Флоренции у Джованни Боккаччо:

Так как для великого множества мертвых тел. не хватало освященной земли, необходимой для совершения похоронного обряда. то на переполненных кладбищах при церквах рыли преогромные ямы и туда опускали целыми сотнями трупы, которые только успевали подносить к храмам. Клали их в ряд, словно тюки с товаром в корабельном трюме, потом посыпали землей, потом клали еще один ряд — и так до тех пор, пока яма не заполнялась доверху.

Эти повествования подтвердились с обнаружением массовых захоронений в различных частях Европы, иногда содержащих ДНК-свидетельства чумы.

Разорение сельской местности, в которой в Средние века проживало большинство населения, привлекало гораздо меньше внимания. Боккаччо специально требуется напоминать своим читателям о том, что в раскиданных там и сям усадьбах и в селах крестьяне с семьями, все эти бедняки, голяки, оставленные без лечения и ухода, днем и ночью умирали на дорогах, в поле и дома — умирали так, как умирают не люди, а животные .

К 1350 году чума в Средиземноморье подошла к концу, а на следующий год затихла и по всей Европе — но лишь временно. Приводить здесь оценки потерь, составленные средневековыми очевидцами, мало смысла, поскольку они пытались измерить неизмеримое и часто прибегали округлениям или стереотипным цифрам. Но даже при этом рассчитанный папой Климентом VI печальный итог в 23 840 000 жертв чумы не так уж далек от реальных масштабов катастрофы. По современным оценкам, потери составили от 25 до 45 % населения. Согласно последней реконструкции Паоло Маланимы, население Европы сократилось с 94 миллионов в 1300 году до 68 миллионов в 1400 году, то есть более чем на четверть. Особенно пострадали Англия и Уэльс, которые, предположительно, потеряли до половины населения (до чумы оно составляло около 6 миллионов и достигло прежнего уровня только к началу XVIII века), а также Италия, где погибла по меньшей мере треть населения.

Если оставить в стороне подробности, то в том, что Черная смерть оказала огромнейшее влияние на общество, сомневаться не приходится. Как писал Ибн Хальдун в одном из своих исторических сочинений, цивилизации как на Востоке, так и на Западе посетила разрушительная чума, разорившая целые государства и погубившая много народа. Изменился весь обитаемый мир.

Мир и в самом деле изменился. В годы, когда свирепствовала чума, и непосредственно после пандемии наблюдался упадок человеческой активности. В долгой перспективе болезнь и вызванные ею потрясения оставили свой след в отношении к жизни и в различных общественных институтах: авторитет церкви ослаб, бок о бок процветали гедонизм и аскетизм, люди больше занимались благотворительностью, как из страха, так и оставшись без наследников; чума повлияла даже на искусство, не говоря уже о том, что медики были вынуждены пересмотреть свои считавшиеся незыблемыми принципы.

Наиболее фундаментальные перемены произошли в сфере экономики, особенно на рынке труда. Черная смерть пришла в Европу в период массивного роста населения — в два, а то и в три раза за три столетия. Начиная с 1000 года н. э. технологические достижения, улучшенные сельскохозяйственные методы выращивания и сбора урожая, а также относительная политическая стабильность в своей совокупности выразились в расширении поселений, привели к увеличению производства и росту численности людей. Города увеличивались как в размерах, так и по количеству жителей. И все же к концу XIII века этот продолжительный расцвет подошел к своему концу. С окончанием средневекового климатического оптимума обилие голодных ртов подхлестнуло рост цен на продукты питания, одновременно с уменьшением производительности, и спрос начал превышать предложение. Расширение пахотных земель сократилось, а пастбища уменьшались, из-за чего сократилось поступление белка и во все более скудной диете преобладали зерновые. Демографическое давление уменьшило стоимость труда и, как следствие, реальные доходы. В лучшем случае уровень жизни замер на одной точке. В начале XIV века произошло очередное ухудшение, когда из-за нестабильных погодных условий неурожайные годы привели к катастрофическому голоду. И хотя численность населения снизилась в первую четверть столетия, последующие кризисы продолжались еще одно поколение, а различные болезни животных уменьшали численность скота.

Большая часть Европы, похоже, попала в своего рода модифицированную мальтузианскую ловушку, в которой внутренние проблемы, такие как неблагоприятная пропорция земля/труд из-за предыдущего демографического роста и внешние потрясения в виде климатических изменений, снижающих производство, ухудшали жизнь для трудящихся масс и благоприятствовали элитам, контролировавшим средства производства — прежде всего землю. Черная смерть привела к резкому сокращению населения с сохранением физической инфраструктуры. Благодаря увеличенной производительности производство сокращалось меньше, чем население, вследствие чего среднее производство и доход на душу населения росли. Независимо от того, действительно ли чума погубила больше людей трудоспособного возраста, чем молодых и старых, как иногда утверждается, земли по отношению к трудовым ресурсам стало больше. Земельная рента и процентные ставки упали как в абсолютном выражении, так и относительно заработной платы. Землевладельцы теоретически несли убытки, а работники могли надеяться на улучшение качества жизни. Но на практике очень многое зависело от институтов и структур власти, умерявших переговорный потенциал средневековых работников.

Наблюдатели в Западной Европе того времени быстро отметили рост требований и зарплат. Монах-кармелит брат Жанде Венетт писал в своей хронике примерно в 1360 году, что после эпидеми, несмотря на то, что все было в изобилии, цены на все удвоились: на домашнюю утварь и на еду, как и на товары торговцев, наемный труд, фермерских работников и слуг. Единственным исключением оставались недвижимость и дома, которых и до сих пор наблюдается переизбыток.

Читайте также: